Фридрих Юргенсон осознал, что любые моральные оценки не сопоставимы с величием истины бессмертия, в которой примиряются все земные правды. Разлад духовно преображенной личности с земным кругом восприятий был неизбежен.
Я вновь и вновь перечитывал его книгу, но уже не как обыкновенный читатель, с удовольствием отдающий себя во власть авторского повествования, а как аналитик, которому интересно внутреннее устройство книги.
И я увидел то, что меня поразило до глубины души.
Юргенсон не захотел рассказывать читателю все, что постиг в радиоконтактах. Казалось бы, он писал книгу для того, что чтобы люди узнали правду о личном бессмертии! Но читатель не всегда готов к радикальной смене картины мира. А нужно ли писать книгу, которая бы отталкивала от себя людей?..
Не только земной контекст событий он выбрасывал из своей биографии, но и самые необычные вещи технических контактов с Тонким миром он превращал в фигуры умолчания.
Делал это честно: не скрывал, что не готов еще сообщить.
Один из таких сюжетов – Адольф Гитлер.
Предвижу такой комментарий, – а что, собственно, может измениться в нашем отношении к этой мрачной личности, разве он перестанет быть нацистом, убийцей миллионов людей?! Вот эта граница человеческого сознания и смущала Юргенсона. Ведь он осознавал, как никто другой, что жизнь личности после физической смерти тела не прекращается, значит, она продолжается и у Гитлера. А как мы можем оценивать это продолжение, если сами остаемся на первом, земном уровне бытия? Никто не отменяет осуждение гитлеризма, но никто не может и запретить отношение личности к собственным деяниям в иной плоскости бытия, например, чувства глубокого раскаяния, сожаления, а может быть даже и объяснения, почему он был таким. Мы ведь не осуждаем преступления невменяемого человека! Иными словами, после смерти (перехода в ТМ) открывается весь смысл прожитой жизни.
Так как он открылся Гитлеру?..
Весной 1960 г. Юргенсон впервые услышал на магнитофонной ленте призыв, которого никак не ожидал: «Кто слышит в небесах?.. Всемогущий! Фридель, молись за Гитлера…Гитлер больше не зверь, смерть пришла справедливо».
Несколько позже – еще одна запись: «…в Мелархойдене… Фридель, слушай… приходит опыт, муки нашли там Гитлера. Мы жили в Мелархойдене, слушай, слушай меня, он зеленый и цветущий, это счастье, когда он цветет. Мелар цветет…».
Юргенсон был смущен: «Мог ли человек, разговаривавший со мной, быть Гитлером? И почему он разговаривал обо всем со мной в то время, как я являюсь противником
любого насилия и противником его режима?» ([1])
Будучи в приятельских отношениях с Феликсом Керстеном, врачом, который лечил руководителей Третьего Рейха, и одновременно спасал многие человеческие жизни, Юргенсон узнал от него, что Гитлер был болен прогрессивным параличом. Об этом написал Керстен в своей книге «Мертвая голова и верность». Медицинский отчет о здоровье Гитлера ему показывал сам Гиммлер. Из отчета следовало, что Гитлер был отравлен газами еще в Первую Мировую войну, но лечили его неправильно. Болезнь то развивалась, то затухала, а в 1942 г. она вернулась к нему снова.
В истории человечества было много властителей, страдающих маниями не только в политике, но и в религии, пугающе велико и ведет счет от зари человечества и до наших дней. В принципе, сами люди помогают таким маньякам прийти к власти. В связи с этим возникает вопрос: как можно обвинять душевнобольного человека в его преступлениях и возлагать на него моральную ответственность, делая его виновным в глазах истории? Мы все знаем, что гибкость нашей морали, нашего понимания добра и зла практически безгранична. Если кто-то застрелил соперника в порыве ревности, он будет посажен за решетку или казнен. На войне массовые убийства становятся геройством, за это получают высокие награды. Наше так называемое «общество» всегда знало, как оправдать самые жестокие действия высокопарным перечислением высоких мотивов. Для жертв же неважно, ради чего и какими методами их отправляют на тот свет ([2]).
Если Гитлер страдал заболеванием мозга, размышлял Юргенсон, значит, после смерти это заболевание проходит, человек исцеляется: «Если это будет доказано, мы сможем узнать о посмертных изменениях в душе психически больного. В то же самое время проблема вины и ответственности должна будет рассматриваться в новом свете. Вопрос о том, каким образом смерть может изменить душу человека, казался мне крайне важным, потому что новая сфера существования могла дать нам более полную информацию, чем та, которую мы до сих пор могли получить в результате объективных исследований. Если смерть может устранить душевную болезнь, то человек, проснувшись в ином мире, должен почувствовать облегчение. И как он тогда будет воспринимать воспоминания о своих деяниях?» ([3]).
Юргенсон не раз возвращался к одной записи, которую он определял, как «голос» Гитлера, чтобы понять, что же случилось с ним после смерти. Он вслушивался в надломленный сонный голос: «Мы жили в глубочайшем замешательстве…».
«Я никогда не слышал, чтобы Гитлер говорил с таким смирением и спокойствием» - отмечал Юргенсон.
И вот однажды он получил длинное сообщение, которое превзошло все его мыслимые ожидания. Эту запись он назвал «историческим документом». Содержание этого документа так удивило его, что он не решился на публикацию:
В конце мая я получил сообщение, которое даже сейчас, спустя годы, я считаю одним из
наиболее впечатляющих и интересных. Его содержание настолько значительно, что я даже сегодня не решаюсь опубликовать его полный текст, пока тщательно не запишу его, используя фильтры и усилители. Когда немецкие исследователи помогут мне полностью удалить помехи, я смогу опубликовать текст в виде брошюры с добавлением еще нескольких интересных сообщений, которые до сегодняшнего дня еще не были полностью проанализированы. Как бы то ни было, я подожду, пока не будут устранены все помехи и у нас не будет точного и ясного текста. Эта передача может рассматриваться в качестве исторического документа, потому что в ней звучит характерный голос Гитлера ([4]).
Насколько я знаю, Юргенсон так и не опубликовал этот исторический монолог Гитлера...
Не думаю, что дело заключалось только в том, что запись была несовершенна, – при желании он мог передать хотя бы смысл услышанного. Нет, Юргенсон, человек осторожный и умный, понимал, что нельзя опережать свое, человеческое, время. Ведь людям еще надо принять и осмыслить информацию о контактах с Тонким миром, свыкнуться с идеей бессмертия личности, а уж потом рассуждать о таких тонких и сложных вопросах, как вопрос о преображении личности за границами земного круга...
Так вышло, что в Кракове я испытал очень сходные чувства и мысли.
В жаркий июньский день, освободившись от дел, я отправился в Освенцим. Я понимал, что еду не на прогулку, – язык не поворачивался назвать эту поездку словом «экскурсия». Ну, если только с долей черного юмора, – «экскурсия в ад». Впечатление было столь сильным, что я чуть не впал в состояние депрессии. Особенно поразил лагерь Биркенау, где останавливались вагоны с евреями, где сразу же отделяли детей от родителей, увещевая и тех и других в том, что это временно, – «дезинфекция»! Хотя жить им оставалось не более 5 часов, ибо «дезинфекцией» была газовая камера…
Я был рад тому, что женщина гид говорила на английском языке. Она не боялась рассказывать о том, кто первым придумал газовые камеры, о сотрудничестве НКВД с Гестапо. Родство двух репрессивных режимов заключалось в том, что оба они были заняты одним и тем же – уничтожением людей, но с разными мотивировками. Для одних – это евреи и коммунисты, для других – собственные враги народа.
Сейчас я бы не сделал того, что сделал 15 июня 2013 года, – я вышел в эфир. В таком угнетенном состоянии нельзя осуществлять контакты, но меня влекли в Тонкий мир вопросы, в которых не было агрессии, – напротив, я пытался понять, как люди, осуществлявшие эти массовые убийства, ощущают себя в ином мире, где открывается вся полнота бессмысленности зла…
Я не говорил со злостью, я говорил со скорбью, и поэтому контакт не привлек к себе негативные силы.
Мой вопрос (с длинными паузами) звучал так: «…Я был в Освенциме, и у меня странные ощущения… - наверно, можно простить всех… - вопрос в одном – они-то что делают… Осознают ли эти… страшные преступления… Может быть, Гитлер спит и не просыпается… потому что если проснуться, то лучше… не быть… если он осознает свою вину… – он же не может просить прощения у миллионов людей?.. или может?..»
В ответ мне шли удивительные реплики.
«Мы скорбим тут так же!»
Мне ответили и те, кто явно участвовал в преступлениях:
«Нам приказ был – всех евреев убить!»
Реплики буквально цеплялись за мои слова:
«Они-то что (делают)… – раскаиваются, да!»
«(они что) делают… - каются!».
«Осознают ли… – Да!»
Однако самым поразительным было участие в этом разговоре самого Гитлера. На мои размышления о том, что же он будет делать, когда проснется и увидит, сколько миллионов людей он загубил, пришел ответ явно от него лично ([5]).
«Все равно я раскаялся, Андрей!»
Голос Гитлера, действительно, имеет приятный тембр, и звучит искренне…
Пришло сообщение, что он был болен, как и думал Юргенсон, и теперь проходит лечение:
«Идет медленный процесс выздоровления»
Суд земной вынес приговор Гитлеру, но это не лишает личность права раскаяться… в бесконечности. Я почувствовал радость от осознания того, что в духовной жизни нет предела развития даже для тех, кто совершил страшные преступления против человечности. Но я, как и Юргенсон, ощутил бремя человеческой ограниченности в суждениях о мире, – о каком мире мы судим? О том, где завершается все смертью, или о том, где нет никакого предела, в том числе для исправления собственных ошибок?..
Вот те вопросы, которые остаются вопросами нашего первого уровня бытия. Хотя бы ради расширения этого человеческого сознания следовало бы придумать многослойную, многосоставную Вселенную, чтобы позволить на каждом подъеме к Высшему разуму, творящему мыслящие миры, ощущать себя сопричастником безграничности.
«Мы в бесконечности рассуждаем!»
-таков был философский ответ с другой стороны на мои мысли о гитлеровских преступлениях в Освенциме.
Еще одна загадка (после монолога Гитлера) была названа Юргенсоном «исторической записью номер два».
Вот что он написал по этому поводу:
Передача была уникальной в своем роде, так как представляет собой удивительный документ и позволяет заглянуть в глубины человеческой души. Не вдаваясь в детали, я назову этот голос Аристоанимус. Я хотел бы подчеркнуть, что с его появлением у меня на пленке я еще раз осознал весь масштаб нашей нравственной несостоятельности ([6]).
Дойдя до столь высокой ноты рассуждений, Юргенсон обрывает нить рассказа о неизвестном лице так резко, что возникает вопрос: а что же он хотел этим сообщить?..
Ведь далее идет совершенно другой сюжет, и если читатель не слишком внимателен, то может не увидеть резкого перехода: «Я не заметил, как прошла зима. Время, казалось летит все быстрее и быстрее…».
И так далее…
Но без возвращения к загадочной фигуре Аристоанимуса.
Что же сообщил Аристоанимус такого, что Юргенсон, человек серьезный и вдумчивый, вдруг осознал масштаб нравственной несостоятельности человечества? Я обратил внимание на то, что Юргенсон, искренне желавший сообщить читателю все самое интересное о контактах с Тонким миром, иногда утаивал источники своей глубокой осведомленности. Например, он без всяких отсылок на какие-либо контакты утверждал в книге, что нет в Тонком мире ни того ада, ни того рая, какие мы мыслим себе в лоне христианской церкви, но он же сообщал, что в низших сферах таятся страшные астральные пещеры…
И тут до меня дошла одна догадка, которую я решил проверить. Примерно за год до смерти Юргенсона, в контактах разных исследователей появилась высокодуховная сущность, заявившая о себе как о сущности нечеловеческой. Помощь Техника (так он назвал себя сам) была феноменальной, без него не был бы построен «мост Бартона», который соединял первый уровень бытия с астральным миром, без него не сдвинулось бы дело начатое Юргенсоном. В книге Шефер приводятся слова Техника о себе:
Я не человек, я никогда не был инкарнирован – Я не являюсь и никогда не был животным – Я не энергия и не световое существо – Я был и являюсь сверхчеловеческим существом и уполномоченным по планете Земля ([7]).
Этот сигнал получили супруги Харш-Фишбахи в 1986 году. Техник оказывал помощь в создании аппаратуры, указывал необходимые частоты, делал все, чтобы связь работала.
Шефер писала:
«Техник», передавший устройство оборудования и следивший за прохождением контактов, производил поразительное впечатление своим экстраординарными знаниями в области электроинженеринга, физики, математики, астрономии, естественных наук, будущего и прошлого, он знал множество языков и обладал памятью компьютера. Наконец, он имел преподавательское красноречие, но все же
знал язык обычных людей. Он сказал, что выполняет функции библиотекаря или архивиста, но они могут также называть его «Техником» ([8]) .
Супруги Харш-Фишбах писали о нем в феврале 1987 г. в своем бюллетене:
Некоторые называют его ангелом, другие видят в нем хранителя входа между временем и вечностью, для нас он является «сверхчеловеческим техником». От него исходит незнакомый нам род бескорыстной любви, и в его словах мы распознаем правду, добро, уважение и заботу обо всем живущем ([9]).
19 декабря 2013 года в Москве я вышел на контакт с Юргенсоном, чтобы задать ему волновавшие меня вопросы. Первый из них буквально звучал так:
«…Я еще и еще раз прочитал вашу книгу, и увидел в ней одну загадку, вы не привели там слов Гитлера, это важная информация, и не стали рассказывать о том, что вам поведал голос Аристоанимуса, вы не стали раскрывать эту личность, и у меня возникла догадка, что когда вы работали с магнитофоном, вы записали большую речь не кого-нибудь, а Техника. И многое-многое узнали от него – о Тонком мире, и эта информация есть в книге: это ваше мнение об отсутствующем аде и Рае, о прощении… Прав ли я?».
Ответы цеплялись за слова и даже немного опережали их. Как только я упомянул, что увидел в книге «одну загадку» - пришел ответ с долей космического юмора:
«Вы абсолютно, как Холмс!»
Я сказал, что не был опубликованы «слова» Гитлера – в ответ прозвучало:
«Он был болен!»
О сокрытии информации от Аристоанимуса пришел ответ:
«Это погрешность!»
И еще – самокритичное:
«Слабость это моя»
При моем упоминании имени Аристоанимуса Юргенсон тоже повторил его:
«Аристоанимуса».
Мою догадку о Технике-Аристоанимусе он признал правильной:
«...Вы записали большую речь не кого-нибудь, а Техника – правильно!»
Упоминание о том, что Юргенсон узнал многое о Тонком мире от Техника вызвало красноречивый ответ:
«Правильна эта мысль!»
И сразу же:
«Я с ним много беседовал!»
На мои слова «эта информация есть в книге» пришел ответ:
«Правильно!»
Но общий вопрос «прав ли я?» было получено несколько ответов сразу:
«Уважил ты нас – спасибо!»
И явно – от Юргенсона:
«Правильно все ты сейчас говорил мне»
«Ты тоже (об этом) в свое время напиши!»
Следующий вопрос – после некоторой паузы – прозвучал как продолжение первого вопроса:
«Мне показалось, что когда вы писали книгу, то не могли сказать – боялись наверно – и по своему правильно, что есть информация не только от умерших людей, но и от Ангела, от ангельской сущности… Ну может быть, я и ошибаюсь…»
То, что мне «показалось», подтвердил голос Юргенсона:
«Не могли сказать… - правду до конца!»
Мои слова о том, что «боялись наверно – и по своему правильно» – получили отклик, в котором я ощутил его искреннюю благодарность за понимание:
«Я рад!»
Ангельская сущность Техника была подтверждена словами:
«Но и от… – правильно все – ангел он!»
Кто-то заметил:
«Вы радуете нас - спасибо»
И снова:
«Техник – ангел!»
Не скрою, мне было приятно услышать в эфире такие слова:
«Спасибо за прекрасный анализ!»
Юргенсон беседовал с ангелом: он это знал еще при жизни, но сообщить об этом миру не решился, – и правильно сделал: мир не был готов воспринимать столь радикальную информацию. Причина проста: Юргенсон духовно преобразился, но не изменился мир, уверенный в том, что существует только то, что утилитарно видимо, материально ощутимо... Это противоречие переживалось им остро, и при всей решимости поведать миру о бессмертии личности, он оставался умным наблюдателем, осознававшим, что масштаб нравственной несостоятельности человечества еще слишком велик…
Последний вопрос в сеансе связи касался тоже загадочной истории его видения центральной станции приема умерших. Юргенсон, ко всем прочим своим талантам, был еще и сильным медиумом. Он решился на отважный шаг – опубликовать запись сна, который он рассматривал, как выход души из тела и ее путешествие в загробный мир.
Однажды в ночь с пятницы на субботу 30 июля, мне приснился сон, который я считаю одним из самых удивительных и интересных визитов на другую сторону. Я проснулся около пяти часов утра и сразу записал все увиденное. Я находился перед широким подземным входом, который плавно спускаясь, вел в глубину, напоминающую парковку. Необыкновенный зеленовато-желтый свет падал с вечернего неба, удивительно темный и светлый одновременно. Меня окружили доброжелательно настроенные люди. … Странно, но с любым изменением в моих ощущениях ситуация мгновенно менялась. Внезапно, без всякого перехода, я оказался в огромном зале, который постоянно расширялся передо мной. Он представлял собой странную комбинацию железнодорожной станции, церкви и общественной бани или бассейна. Рядом располагались залы ожидания, склады, комнаты отдыха, душевые кабинки и плавательные бассейны. Я вошел в большую комнату, освещенную невидимым источником теплого золотистого света. Я сразу понял, что эта комната особенная и с ней связано что-то важное, и рассматривал это странное место с изумлением. Оно напоминало мне украшенный похоронный зал. И все же оно скрывало в себе что-то, что казалось мне необычайно важным. Помещение было наполнено людьми, которые стояли группами, тихо переговаривались между собой. Настроение было радостное и какие-то торжественное. Большинство спокойно и довольно улыбались, все лица выражали одну и ту уверенность: мы сделали это ! Новые люди прибывали незаметно, и мне внезапно стало ясно: это помещение представляет собой место перехода, ворота, через которые умершие проходят после погребения.
В следующее мгновение я оказался в ярко освещенном зале для приемов, который был соединен широким открытым входом с таинственной погребальной комнатой. Напротив меня стоял человек и что-то энергично мне говорил. Я ясно видел его тело, но я не мог различить черт его лица, они, казалось, растворялись или стерлись.
«Меня зовут Гуго Ф. В молодости я был кавалерийским офицером» - представился он.
Я был удивлен. Я не знал,
что у моего друга есть родственник-тезка. Человек подвел меня к подобию памятника с металлической эмблемой. «Это мой семейный герб», - выразительно произнес он.
Особенно удивительно было описание странных ванн для умерших, в которых они очищались от своих болезней:
Для этого существуют специальные бани, полукруглые душевые ниши, странного вида массажные и косметические салоны и различные лечебные помещения, где умершие избавляются от остатков своей болезни. В этих помещениях стоял неприятный запах. Не знаю, вызывается ли он лишь воображением умерших, однако я покинул эти комнаты и оказался в соседнем с ними бассейне, который произвел на меня самое глубокое впечатление из всего, что я видел во время своей астральной прогулки. В действительности это был не один бассейн, а целый их ряд, который терялся где-то вдали. Свет был красновато-желтым и немного тусклым. Он напоминал мне свет свечи, но я не мог определить его источника. На полу стояли прямоугольные ванны, их были сотни, а может, и тысячи. Я не мог охватить их все взглядом. Я подошел ближе к ваннам, в которых неподвижно лежали обуглившиеся человеческие фигуры. Они были совершенно черные и бесформенные, можно было узнать только контуры головы, плеч и груди, которые выступали из темной, неизвестной мне жидкости. Здесь тоже пахло чем-то вроде цветов и трупов. В зале было несколько высоких сиделок, которые чем-то напомнили мне сиделок из социальной службы. Когда я подошел ближе к купающимся, я заметил, что из-под черной угольной корки, покрывающей тело, проглядывает нежная розоватая, как у ребенка, кожа. Некоторые лица приобрели нормальный цвет кожи. Я подумал, что некоторые из умерших проходят здесь лечебное купание после какой-то очищающей процедуры, связанной с огнем. Мертвые спали или были без сознания ([10]) .
Одно дело – уверенность Юргенсона в правдивости его путешествия в астральный мир, и другое дело – мнение читателя, который вполне может и усомниться. Ведь если радиоконтакт можно услышать, то путешествие в Тонкий мир, да еще на станцию приема умерших, проверить нельзя. Невольно закрадывается сомнение, – ну а если это привиделось? Чего не увидишь в сновидениях!? Как быть читателю? В правдивости рассказа меня убеждали некоторые детали: например, замечание, что душа в ином мире открыта настолько, что становится внешней средой обитания самой личности.
Мне становилось все более ясно, что я нахожусь в той сфере, где наши эмоции не только вызывают изменения окружающего пространства, но и отражают наши внутренние импульсы на поверхности наших тел. Здесь ничего нельзя скрыть, потому что сущность и цель этого места как раз состояла в том, чтобы вынести на поверхность все то, что подавлялось и скрывалось.
Убеждало и то, что Юргенсон не случайно увидел Гуго без лица: это соответствовало информации, согласно которой, у каждой личности есть своя духовная история многомерной личности,
и на третьем уровне в ТМ происходит встреча эмпирического «Я» со своей духовной сущностью «Я».
Однако были и сомнения. Как он мог видеть переход из царства живых в царство мертвых, оставаясь при этом на земном уровне бытия? Ведь считалось и считается, что подобное знание навсегда закрыто от глаз живущих на Земле: нельзя обратно вернуться… Не было ли здесь психологической фантазии, которая смешивалась с какими-то подлинными проблесками иного мира?
Вот так созрел последний вопрос в сеансе связи 19 декабря 2013 года.
«И еще один вопрос, который меня очень трогает, как ощущаете вы себя, Юргенсоном только, или у вас есть возможность ощущать себя и другими лицами, которые были в истории вашего духа? Какая личность ваша? И может быть поэтому Гуго был… без лица, что это многомерная личность – и образ многомерной личности в вашем видении, которые вы описали в книге, - впрочем, это тоже, возможно, мои фантазии…».
Когда я упомянул видение, «которое вы описали в книге», пришло подтверждение от Юргенсона, меняющее в корне отношение к тому, что он видел там:
«Там видел правду!»
Существенно, что самую интригующую картину, изображающую очищение мертвых в ваннах, он тоже подтвердил:
«Я в купели очистился!»
Значит, после своей смерти или перехода в Иной мир, он оказался в одной из тех ванн (купелей), какие увидел в своем таинственном путешествии в Тонкий мир.
Меня очень интересовала реинкарнация, наиболее трудный для нашего ума вопрос о механизме развития человечества. Задавая его, я твердо знал, что реинкарнация существует (для духовных сущностей второго и третьего уровней – и всегда добровольно), что с четвертого уровня уже нет ухода на Землю, но мне хотелось, чтобы высказался сам Юргенсон, который, кстати, и в земной жизни, не сомневался в перевоплощении душ. Что он скажет теперь, – за пределами земного круга, в горних сферах пятого уровня. Ответы пришли исключительно ценные, потому что на эту тему духовные сущности предпочитают или не говорить, или говорить, что ничего не знают.
«Да можно все четыре (мои) жизни увидеть!»
Я спросил: какая же личность ваша?
«Та, которую (вы) знаете!»
Много или мало – четыре жизни перед вознесением в высшие сферы? Оказалось, что это очень и очень немного:
«Это прекрасно с четырех раз умчаться вверх!»
Вновь на контакт с Юргенсоном я вышел 17 мая 2015 г., находясь в Будапеште. Меня по-прежнему волновала проблема примирения, но также и проблема наказания. Как их соотнести в нашем сознании?
Я понял, что примирение «мертвых» – это лишь обнажение бессмыслености зла, а наказание, которое следует за плохо прожитую жизнь, без добра и света, - душевная мука самого грешника. Ибо в Тонком мире внутренний мир человека становится его реальностью внешней. Преступники мучаются и страдают, их муки тяжелее самых жестоких форм физического насилия. Ад, как и Царствие Божие, – внутри каждого из нас. В Тонком мире не нужны палачи: самый жестокий и последовательный палач для грешника – его обнаженная совесть. Его душа, рыдающая о напрасно прожитой жизни, о невозможности вернуться обратно, чтобы исправить себя…
Юргенсон в контакте был приветлив, излучал доброту и свет:
«Я счастлив тебя вновь увидеть!»
Я вновь спросил его о примирении – о ключевой идее его книги, и он подтвердил мою мысль, что это процесс естественный:
«…(процесс) естественный – Чаще всего!»
Мой вопрос об ответственности за личные поступки и неотвратимом наказании он воспринял без возражений:
«Кто виновен, отвечает за свои поступки до конца – так бывает всегда!»
* * *
Подводя итог прожитой жизни, обычно обращают внимание на достигнутые земные успехи. По такой привычке думать, Юргенсон – и оперный певец, и большой художник, и первооткрыватель технических контактов с Тонким миром…
Однако его подлинное величие состоит в том, что он как раз отрекся от всего земного, и прежде всего от «мимотекущей» славы, чтобы заняться совершенно убыточным делом, не приносящим никакого дохода.
Ради чего?..
Ради новой метафизики жизни, преодолевающей страдания и смерть. Ради такой «знающей веры», в которой бы гармонично сосуществовали временные и вечные мотивы, ибо, как он писал, «жизнь и смерть неотделимы друг от друга», «преходящее и вечное представляют собой единое целое».
Ради того, чтобы понять, что «проблема смерти дает ключ к жизни. С ее решением исчезнет не только удушающий страх смерти, но и вся бесконечная череда страданий, связанных с ней».
Чтобы стать счастливым, человеку всего лишь надо принять одну философскую максиму Фридриха Юргенсона, высказанную в книге:
«Сущность души не знает границ, душа – это жизнь».
[5] Нас не должно смущать то, что он ответил по-русски, потому что мысленный импульс из Тонкого мира проходит через звуковые «консервы» в компьютере, и как бы одевается в человеческий язык.