Почему он был наказан? Почему оказался на втором уровне Тонкого мира, застрял в нем, и даже готовится вернуться к нам? Эти вопросы тревожили мое сознание, и мне было искренне жаль Михаила Булгакова…

26 мая 2015 года я вышел в эфир, чтобы не столько спросить о судьбе писателя, сколько выразить свое удивление и сочувствие. Мои мысли “прочитали”:

Сам Булгаков тоже ответил, и стало ясно, что в Тонком мире невозможно никого обмануть:

Наконец я услышал суть приговора… самому себе:

Кто-то сказал о нем:

Я переспросил – какой же в его жизни был главный недостаток добра.

И вновь – тот же ответ:

Между писателем и человеком нельзя ставить знак равенства: талант, обаяние таланта могут не совпадать с человеческими свойствами, которые в духовном мире ценятся прежде всего. По большому счету в духовном мире нет дела до литературы, искусства, поэзии, великих открытий, – эти ценности остаются на земле, их никто не отрицает, но их не считают значимыми для нового бытия. Только одухотворенность личности, сила любви не к себе, а к ближнему своему имеет значение и оценивается как условие «совместного» проживания в духовном пространстве.

Первая жена Булгакова, Татьяна Николаевна Лаппа, признавалась, что ее мужа “многие не любили”. Она связывала это с писательским ремеслом: Булгаков нередко изображал даже близких ему людей гораздо хуже, чем они были. Это вызывало порой законное возмущение, на что Булгаков отвечал, что в литературе он сам решает, кого и как изображать. Он мог ославить полковника деникинской армии Листовничего, погибшего в красном терроре, и зеркально в той же манере дурно представить красного командира Карума в образе лицемера и негодяя Тальберга. В эпицентре его суждений о людях – непререкаемое писательское Эго, ради которого он мог пожертвовать кем угодно и чем угодно. Особенно неприятной была история с Карумом. Леонид Сергеевич был женат на родной сестре Булгакова, Варваре Афанасьевне. В “Днях Турбиных” она – рыжая красавица Елена. Однако Карум под его пером оказался подлецом и трусом, а Елена описана как ветреная особа, неверная мужу, хотя и обаятельная.

Никаких размолвок в семье Карумов на самом деле не было, Карум любил жену, и она отвечала ему полной взаимностью. Во всей этой истории была подоплека психологическая. Карум был организованным и трудолюбивым человеком, тратил деньги на нужные вещи, не имел долгов. В 1918 году Булгаковы жили большой семьей на Андреевском спуске в Киеве. Дочь Карума Ирина Леонидовна рассказывала об отце известному булгаковеду, Мариэтте Чудаковой:

«…он никак не мог согласиться с образом жизни дяди Миши и тети Таси (Т.Д. Лаппа), которые могли в один миг выбросить… только что полученные деньги “на ветер”… У него не укладывалось в голове, что работали сестры Михаила Афанасьевича, его жена, а он жил на их счет, ведя фривольный образ жизни!.. Он очень жалел тетю Тасю, к которой М.А. относился высокомерно, с постоянной иронией и как к обслуживающему персоналу»

Сам Карум вспоминал:

«Вся молодежь решила, что будет жить коммуной. Наняли кухарку. Каждый должен вносить в хозяйство свой пай. Хозяйкой коммуны выбрали Варвару. И вот тут возникли некоторые неприятности. У Михаила, начинающего врача, была небольшая практика. Это было понятно, и все с радостью согласились предоставить ему необходимый кредит. Но Михаил начал злоупотреблять кредитом. В то время как все члены коммуны в то тяжелое время жили, как говорится, “в обрез”… Михаил в дни, когда у него были заработки, не думал отдавать долги, а предпочитал тратить деньги на вечеринки с вином и дорогими закусками. На вечеринки приходили его друзья, тоже молодежь, любившая покушать на даровщину…»

Известно, что самые яркие люди – эгоисты. Им по природе их недостатка даровано личное обаяние: таким был Михаил Булгаков, артистичный, асоциальный, веселый, как и его талант – искрящийся острым и злым словцом, не жалеющим, а жалящим...

Всякое земное жизнелюбие ради него самого ограничивает ресурс духовного подъема, ибо невозможно служить двум господам сразу: надо выбирать между духовной отрешенностью от материального мира и плотской озабоченностью земными благами.

Михаил Булгаков был всегда озабочен материальным успехом в своем творчестве. Сложность заключалась в том, что он хотел совместить несовместимое: свою нелюбовь к советской власти с острым желанием успеха в стране «победившего пролетариата». В этом было что-то не вполне адекватное: ведь даже роман «Мастер и Маргарита» Булгаков намеревался показать «наверху», – и если понравится, – опубликовать его! Ставка делалась на Сталина, на того, кто мог одной своей фразой изменить судьбу человека. В современном литературоведении замечено, что образ всесильного Воланда в романе «Мастер и Маргарита» связан с булгаковским отношением к «вождю народов». Всесильный Воланд и всесильный Сталин – рядоположные фигуры зла, способные в разных измерениях творить и добро!

В начале 1936 года запретили пьесу «Мольер», на которую Булгаков делал ставку, а с нею вместе и почти все другие его театральные постановки. Запрет был хитро оформлен советской властью как отказ самих театров от сотрудничества с драматургом – и Михаил Булгаков, при всей своей проницательности, не догадывался, что решение о травле принималось, как всегда, на самом верху. Он негодовал на театры, особенно на МХАТ, особенно на Немировича-Данченко – не желая думать о том, что источником злых решений мог быть Сталин. Незадолго до запрета «Мольера» и предчувствуя, что эта пьеса о любвеобильном драматурге эпохи Людовика XIV не станет главной пьесой в стране «победившего пролетариата», Булгаков решился на шаг, который имел большие последствия: он начал собирать материал для написания пьесы о… Сталине. Точнее сказать, о революционной юности вождя партии большевиков в Батуми, когда он организовывал в 1902 году демонстрацию протеста против самодержавия.

Пьеса, получившая название «Батум», была написана в 1939 г. И сразу посыпались предложения едва ли не от всех крупных театров страны, – разве мог кто-нибудь сомневаться, что пьеса не пройдет цензуру? Булгаков рассчитывал на успех самой темы – и он не сильно кривил душой: личность Сталина всегда привлекала его внимание. Тут совпадали разные его интересы – и один из главных: материальный. Писатель несколько лет жил заработками автора либретто для Большого театра, он был вырван насильственно из круга больших театральных событий – и вот теперь он возвращается в этот круг победителем. Договоры с театрами, жизнь без забот и в свое удовольствие, – эти перспективы будоражили писательское воображение.

МХАТ поклонился Булгакову, упросил дать пьесу о Сталине, готовилась театральная площадка в Батуми, куда Булгаков с женой и мхатовскими товарищами отправился поездом…

Кто мог знать, что пьеса «Батум» не пройдет цензуру на самом высоком уровне, кто мог подумать, что она будет категорически запрещена не только к постановке, но даже и к прочтению? Булгаков получил телеграмму уже в поезде, идущим в Батуми – о возращении в Москву… Не будет большим преувеличением сказать, что эти события свели писателя в могилу… Да, он болел давно, но внешние события подкосили его окончательно, – писатель не справился с новой волной репрессивной изоляции.

Пьеса же не понравилась тем, что в ней речь шла о романтическом герое, которому цыганка всего за один рубль нагадала большое политическое будущее, – ни Сталин, ни другие руководящие большевики, никогда бы не согласились на такую интерпретацию событий жизни настоящего коммуниста, в жизни которого нет и не может быть никакой мистики, никакой случайности, а Булгаков не мог не быть, как он сам говорил о себе – «мистическим писателем». В этом было глубинное противоречие – несходство мировоззрений.

И все же… прославление тирана, вера в его силу и власть, презрение к людям, – все это не могло не сказаться на посмертной судьбе Булгакова.
Я об этом думал.
Я об этом спросил в контакте 25 января 2017 г.

«Я об этом очень сожалею»



«Я был эгоист!»

В контакте 31 мая 2015 года, когда я особенно остро переживал посмертную судьбу Булгакова, я услышал реплику, которую никак не ожидал. Булгаков, со свойственным ему юмором, успокаивал меня:

Упоминание любимого всеми литературного героя романа Ильфа и Петрова на самом деле – не пустое высказывание. Реинкарнация не является трагедией, – это естественный процесс развития, и душа, уходящая в «процесс», совершает важный шаг на пути совершенствования. В этом решении нет и не может быть ничего драматического. С точки зрения Тонкого мира нет и может быть никакой паники – никакого «паниковского»!

Булгаков в этом контакте подчеркнул, что он много понял, находясь в Тонком мире.

Его ведь и упрекали в том, что не он видел добра в людях:

Теперь он научился видеть добро в людях! И чтобы эта наука воплотилась в жизнь – надо уйти в новую жизнь.

Переживание Булгакова было иного рода: я не сразу это понял. Уход в реинкарнацию – разумный шаг, но шаг, имеющий свои последствия… Я никогда не думал, что романтическая история любви может продолжаться и после смерти.

31 мая 2015 г. я услышал слова писателя, которые далеко не сразу понял, а когда понял – испытал сильнейшее потрясение:

Булгаков переживал не уход в новую жизнь, а расставание с любимой женщиной, расставание в заоблачной выси мироздания, где он грустил, потому что любил. Как и прежде любил свою Маргариту, – Елену Сергеевну Булгакову, урожденную Нюренберг, с которой ему предстоит теперь новая разлука…

О, трижды романтический мастер!

(окончание следует)