31 мая 2015 г. я вновь вышел в эфир, чтобы поговорить о Булгакове. Я обратился к нему лично – и он ответил:

Мне остро захотелось прочитать последние, наверно, самые романтические строки «Мастера и Маргариты».

Я прочитал.

Меня даже похвалили… ох, уж эта космическая вежливость! На самом деле читал я плохо, преувеличенно, без полутонов, однако при прослушивании записи с некоторым удивлением обнаружил, что в мое чтение вставлялись чьи-то комментарии, – и это было уже интересно!

Концовка романа прочно связала Мастера, Иешуа Га-Ноцри и «жестокого пятого прокуратора Иудеи всадника Понтийского Пилата».

Мастер обретал покой.

Понтий Пилат, наполовину оправданный Булгаковым, встретил в казненном «преступнике» своего вечного собеседника.

Каждый получал, что хотел.

Интересно другое: как отреагировал на чтение этих строк романа сам Булгаков, – Оттуда!

Идея показать сложный образ Понтия Пилата – не новая, в самом Евангелие речь идет о том, что прокуратор «умывает руки» после приговора синедриона… Булгаков усложнил образ Пилата, дополнив новозаветную историю своей интерпретацией событий жизни Христа. Из небытия возникает никогда не существовавший Афраний, начальник тайной службы, в небытие уходит Иуда, не удавленником, а казненным по тайному приговору Понтия Пилата.

При написании статьи меня захлестнула волна любопытства: как же было «на самом деле»?

Я вспомнил, что однажды мне разрешили глубокий контакт с разными людьми прошлого: это случилось в январе 2013 года, когда я попросил связь с Пушкиным (см. очерк о нем на сайте). Я тогда уловил, что сначала кто-то сказал «это невозможно», но потом опять же кто-то решил, что мой доступ ничем не ограничен! Скажу сразу: Тонкий мир не слишком открывает себя, если не чувствует, что контактёр настроен серьезно. Уже тогда я говорил им в эфире, что готов писать книгу, если будет материал. У меня была мысль, что очерки об известных людях, вступающих в диалог, привлекут к себе внимание, и люди начнут интересоваться транскоммуникацией.

Я задумался.

Почему бы в таком случае не выйти на контакт с теми, кто был участником столь давних событий? Я уже знал, что Тонкий мир не так устроен, как мир земной, в котором есть прошлое, настоящее и будущее, а время течет линейно. Тонкий мир может совмещать прошлое и будущее, пребывая в вечном настоящем. По контактам других людей я знал, что на одном уровне могут встретиться духовные сущности из разных тысячелетий своего земного бытия! Значит, мой страх обратиться к персонажам двухтысячелетней истории не имеет под собой никакой почвы, кроме земной, во многом иллюзорной.

И, наконец, последняя преграда – язык говорящих. Мы убеждены, что если не знаешь языка – то не заговоришь на нем! Но в Тонком мире – общение телепатическое, духовные сущности могут, не зная русского языка, посылать такие мыслеформы, которые при прохождении через «звуковые консервы» в наших устройствах, как бы одевают на себя язык контакта. Со мной не раз случалось, что я говорил с людьми «по-русски», хотя в земной жизни они не владели этим языком.

И тогда я решил, – почему бы не спросить станцию Санчита о судьбе Понтия Пилата, о смерти Иуды, предателя Иисуса Христа. Дерзко! Но и запрета никакого нет! Разве кто-нибудь говорил, что нельзя спрашивать о том, что волнует все человечество?

Тем более, что Иуда и Пилат в некоторых преданиях выглядят не всегда однозначно. Например, в коптских апокрифах (у египетских христиан) речь идет об апостоле Иуде, который взял на себя святой труд быть предателем, но предателем не был! Более того: Иуда оказался единственным учеником Христа, которому были открыты все тайны Царства небесного. Зло оказывается не Злом, а тайным промыслом, который еще откроется людям, но не сейчас! Иуда добровольно пожертвовал собой, чтобы обнажить природу зла, но ко злу не причастен: таким доходит до нас в обрывках «Евангелие Иуды», настоящее гностическое учение третьего века.

В канонических евангелиях Пилат – фигура скорее нейтральная, чем зловещая: не видя в Иисусе Христе непосредственной опасности для римской власти, прокуратор Иудеи не стремился быть единственной причиной его смерти. Но в апокрифическом евангелии от Никодима, заинтересованного в том, чтобы римляне не выглядели противниками Христа в эпоху широкого распространения его учения, рассказывается о благожелательном отношении Пилата к Христу. В этом евангелии Пилат выступает едва ли не как верующий во единого Бога.

Идея персонифицированного Зла в виде Сатаны как раз и связана (по крайней мере отчасти) с евангелием от Никодима, – в таких именно сочинениях постепенно возникает вселенский образ противника Бога, который со временем обретает значение его могущественного соправителя.

Эту концепцию Зла исповедовал и Булгаков.

Именно Зло притягивало его внимание, Добро же оказывалось равным Злу, никак не больше! По тому, как унижает Воланд Левия Матвея, посланника Га-Ноцри (=Христа), в одной из последних сцен романа, видно, что истинным правителем Вселенной является для писателя именно Зло, а не Добро.

С этими размышлениями я решился на контакт, чтобы иметь возможность написать о Булгакове – по-булгаковски: с долей мистики…

17 февраля 2017 года, начиная работать над статьей, я дважды выходил в эфир, чтобы задать станции «Санчита» библейские вопросы – и прежде всего о Пилате!
В этом разговоре участвовал и Булгаков. Мне показалось, что он не хотел, чтобы я уходил в сторону от его персоны, пусть даже в ту сторону, которая когда-то сильно волновала его самого.

Я еще не вполне понимал, почему Булгаков так волнуется о «времени», – только позже мне открылась драма его посмертной судьбы, о которой еще пойдет речь…
Меня, конечно, интересовал главный герой романа Мастера в романе Булгакова – Понтий Пилат.

Я услышал удивительную фразу – вполне созвучную высокой ноте романа, – фразу, которая несомненно принадлежала самому прокуратору Иудеи, подлинному, а не выдуманному:

Высказывания от первого лица – всегда большая удача в радиоконтактах.

Как обычно, в контактах мне «помогает» моя способность сначала неправильно услышать, потом задать вопрос о неправильно услышанном, а потом проверить неправильно услышанное через новый контакт со станцией – таким образом мне иногда удается создать ситуацию естественного общения, когда каждый участник разговора стремится уточнить сказанное или неправильно понятое. Я неправильно услышал, что Понтий Пилат стал христианином, принял святое крещение, и при повторном соединении с эфиром, мне возразили с Той стороны – что делает контакт особенно убедительным.

«…принял святое крещение – ерунда это все – как раз он не принял!»



«…что он христианином стал – сволочь он и вообще негодяй!»

В романе «Мастер и Маргарита» Пилата прощают – разрешают ему в литературной реальности встретиться с тем, кого он осудил на смерть, не желая того. В подлинной судьбе Пилата такой встречи не было!

Кто-то с облегчением даже сказал:

Понтий Пилат осознает свою вину – но поздно: ничего изменить уже нельзя.
Поразительно звучат его покаянные слова в радиоэфире, как будто он кричит в горах и эхо переполняет звук, удлиняя его, насколько это возможно:

Этот мотив необратимости поступка, как и неизбежности наказания, уловил Булгаков, когда создавал свой образ прокуратора Иудеи. Понтий Пилат видит при полной луне дорогу и стремится встретиться на ней с тем, кого он обрек на мучение и смерть.
Но роман, как признал сам писатель – «сказка»: в настоящей посмертной судьбе величайшего злодея нет прощения, как нет и встречи с Тем, кому он уготовил «звездную казнь»

Такова цена прожитой жизни!

7 марта 2017 г. я вернулся к библейскому сюжету и в радиоэфире попросил контакта с евангельским Иудой, о котором так много написано в христианской литературе – и написано по-разному! Кто он? Злодей, как считает большинство христиан мира, или праведник, как полагают некоторые учения коптских христиан?

Прежде всего я спросил об уровне пребывания его в Тонком мире: ответ на этот вопрос многое прояснил бы.

Я никак не ожидал услышать чей-то взволнованный голос, как будто только что, вот-вот, произошло само это предательство:

Отозвался и сам Иуда. Сначала он пытался оправдать себя:

Но в Тонком мире ничего нельзя скрыть, – и правда торжествует Там как открытое для всех пространство личного сознания:

Меня интересовала его смерть, я спросил о ней:

Другой голос из Тонкого мира подтвердил:

Размышляя о судьбах этих людей, я вдруг понял, что человечество боится смерти больше всего на свете, хотя устрашить себя можно только бессмертием!

Смерть – это переход для того, кто умер, а бессмертие – это удел вечной жизни! И тот, кто предал Христа, и тот, кто его казнил, наверно, хотели бы исчезнуть, чтобы ничего не помнить, но… умереть нельзя! И мука смертная заключается в бессмертии – в вечном наказании, в вечной памяти о совершенном злодеянии.

Вот так до меня вдруг дошла простая мысль, – совершая свой выбор во времени, мы творим нашу жизнь в вечности, – мучительную для тех, кто предавал и казнил, и счастливую для тех, кто любил не только себя! 

Михаил Афанасьевич, дорогой мой! Вы оказались неправы в своем пафосе злой силы, способной творить добро! Существует и управляет миром только Добро, а зло – это пустота, отсутствие добра, если иметь в виду мироздание. Мы сами порождаем зло своей недоброй волей и неспособностью к бескорыстной любви.

За что и несем всегда личную ответственность перед Добром, перед высшей силой Любви…

(продолжение следует)