13 августа 2017 г. я вновь обратился к судьбе первого русского царя и услышал в радиоэфире оптимистичное восклицание тех, кто, не называя себя, ощущает выздоровление от общей «болезни» в низовьях Тонкого мира:

Меня по-прежнему волновал вопрос о власти государственной как о мотиве, который в средние века использовался для оправдания тех или иных действий монархов, ибо, по апостолу Павлу, «всякая власть от Бога!» Мне всегда хотелось возразить – но и милосердие от Бога, и милость к падшим – тоже от Бога!  Где же та граница, которая отделяет личность правителя от истинного добра, если властью своей приходится не только лично прощать, но и лично наказывать? Как соединить разумно власть человека с непостижимой божьей волей, чтобы возникла гармония, а не унижение рода человеческого?

Я вновь обратился к Ивану Грозному.

Его страшный опыт, осознанный в Тонком мире, не мог не научить его по-новому отличать добро и зло в душах тех, кто обременен свыше властью над людьми.

Я задал вопрос царю о природе государственной власти – и пришел ответ с извинением: он сам не соответствовал образцу православного (правильного) монарха.

Я продолжал рассуждать в эфире о разных отношениях к власти – и царь отвечал мне спокойно, рассудительно, признавая за людьми право разное думать о государстве:

 

Грозный опережал мои вопросы, он отвечал на мысли.

Наконец, я нашел тот вопрос, который попадал в сердцевину проблемы власти. И царь поразительно точно, глубоко ответил на него, исходя из своей прожитой жизни.

Русская православная церковь много сделала для того, чтобы утвердить представление о божественности власти земной через соединение ее с христианством. Однако в Евангелии не сказано, что нужно признавать государственную власть божественной. Христос отделил власть Духа от власти Кесаря: двум господам не служат! Можно платить налоги – на то и «кесарево» дело, но любить и почитать «во отца место» государственную власть не нужно! Однако в Святоотеческом Предании сложилось другое представление – оно стало актуальным, когда христианство признали государственной религией, сначала в Византии, а потом и на Руси. Главным идеологом православной церкви, обосновывавшем божественную природу власти русского государя был Иосиф Волоцкий, преподобный Русской православной церкви.

Игумен утверждал, что церковь вправе владеть монастырским имуществом, землями, крестьянами, оставаясь в личном быту каждого монаха нестяжательной. Он выступал за то, чтобы государственная власть наказывала еретиков смертью. При этих условиях Иосиф Волоцкий готов был признать и признавал власть русского государя божественной. Не все были согласны с ним. Многие деятели церкви даже осуждали его. Например, Вассиан Патрикеев, монах и церковный писатель, называл волоцкого игумена «учителем беззакония», «законопреступником». Заволжские старцы вместе с преподобным Нилом Сорским, не допускавшие приоритета государственной власти в вопросах духовной жизни, отвергали монастырское землевладение и защищали право еретиков на раскаяние.

Победу в этом противоборстве разных церковных группировок за право быть главной при великом князе Василии III одержали те, кто шел на открытую и всестороннюю поддержку власти. Именно они готовы были оправдать любое злодеяние земного правителя непостижимой волей божьей!..

В 2016 году у меня был короткий контакт со станицей «Санчита», в котором я спросил «на ходу» о судьбе Иосифа Волоцкого. Я не ожидал чуда – но важно было удостовериться лично:

Ответил и сам волоцкий игумен:

Иосиф Волоцкий начал борьбу с еретиками при Иване III, говорил ему о необходимости казней. Великий князь был не только осторожным, но и совестливым человеком, а потому спрашивал игумена: не грех ли это? В ответ звучали такие слова: не только не грех – но святая обязанность! Великий князь так и не решился на казни. Иосиф Волоцкий пошел другим путем. Он сначала обратился к духовнику великого князя, Митрофану, архимандриту Андронникова монастыря, а потом и к наследнику престола, будущему Василию III. Они поддержали смертную казнь «еретиков» – и в деревянных срубах сожгли брата великоняжеского дьяка Федора Курицына, Ивана Волка, а также Ивана Максимова, Дмитрия Пустосёлова только за то, что их взгляды не понравились Иосифу Волоцкому.

Эта или другая причина сыграла свою решающую роль в судьбе двух великих князей, я не знаю, но факт остается фактом: каждый получил по божественному закону «причины и следствия».

18 августа 2017 г. я узнал, как работает этот «механизм».

 

Но вернёмся к диалогу с Иваном Грозным.

Я продолжал спрашивать царя о его новом отношении к сущности всякой власти на земле. И пришел ответ, в котором действительно не было уже никакой религиозной подоплеки, но зато буквально выпирал самый важный показатель оправданности любой власти, – служить не Богу, а людям!

Браво, Иван Васильевич! 

Царь еще раз меня поразил неожиданным уточнением своих мыслей, – в его устах это прозвучало особенно сильно!

Меня интересовали метафизические проблемы добра и зла. Я знал, что и царь не был чужд богословским рассуждениям. «Словесной премудрости ритор!» - так говорили о нем. Что же теперь он думает о природе добра?

Этот вопрос я и задал ему.

Царь задумался.

Ответ был неожиданный и глубокий.

 

То, чего он лишен полностью! То, что мыслит для себя недосягаемым, – вот что такое «добро»! «Радость» – переживание близости света. В тюрьме же темно, в тюрьме нет надежды… Это определение добра с той глубины Тонкого мира, в которой особенно остро ощущается отверженность человеческой души, не пожелавшей при жизни быть милосердной к людям.

С большой горечью царь сказал о своем жизненном пути:

18 августа 2017 г. я вернулся мыслями к личности русского царя, и в контакте даже сказал, что хорошо бы договорить до конца – «надо закончить» начатый разговор! Иван Васильевич то ли ждал меня, то готовился к встрече, – его подключение было мгновенным, опережающим мои слова.

Но отвечал царь – что немного смешно – с привычным для него обращением…

Вопрос, который созрел во мне, был очень волнующий! По стране пронеслась волна прославления первого русского царя.

В городе Орел (в 2016 г.) соорудили памятник, изображающий Ивана Грозного сидящим на коне, в правой руке у него крест, в левой – направленный в землю меч, указывающий, что именно здесь в 1566 г., недалеко от слияния рек Оки и Орлика, царь приказал строить крепость. Обряд освящения провел архимандрит Илий.

У общественности возникли острые вопросы к властям – и главный: что означает это восхваление царя?  Оправдание его насилий? Воспевание опричнины? При открытии памятника Ивану Грозному в г. Орле были представители общественности, Государственный думы, но не было министра культуры, ни одного чиновника из Москвы.

Затем возник проект поставить памятник в Александровской слободе, отказались, но установили в Москве.

Протест нарастал – стало очевидно, что памятникам тирану будет оказано сопротивление, хотя по опросам общественного мнения многие жители страны не были бы против видеть подобные монументы в своих городах.

Памятники ставятся не столько ради самого царя Ивана Грозного, сколько для того, чтобы утвердить в массовом сознании миф о приоритете государственной власти над личностью, над правами человека.

Вот почему я и хотел закончить наш разговор с царем на этом последнем вопросе… о памятниках ему!

 

23 сентября 2017 г. я соединился со станцией «Санчита», чтобы ощутить эпоху Ивана Грозного не только как террор, но и как сопротивление ему, – ведь не только кровопийцы и опричники жили в то время, но и те, кто осмеливался поднять свой голос против насилия! Таким был, например, митрополит Филипп (Колычев).
Вот, кому надо бы ставить памятники по всей стране! И тогда глядишь массовое сознание людей станет меняться в сторону прославления добра и справедливости, а не злодейств.

Меня всегда поражала его биография – совсем не героя, но при этом святого человека. Каждый из нас может однажды струсить, но не каждый способен в главный момент своей жизни выбрать смерть, когда вместо нее предлагают подлую и бесславную жизнь!..

Митрополит Филипп в миру был думным дворянином Василия III, Федором Колычевым. В 1537 году произошел мятеж Андрея Старицкого, среди казненных бояр удельного князя были Колычевы, родственники Федора, его троюродные братья. Федор испугался возможной опалы и даже казни, тайно бежал из Москвы. В одежде простолюдина он, гонимый страхом, направился на север. Остановился у Онежского озера, приютил его житель деревни Кижа по имени Сидор Субота. Бывший думный дворянин великого князя пас в деревне овец! Но страх прошел, и Федор решил уйти в Соловецкий монастырь. Оказавшись в нем, он нисколько не выделял себя из числа прочих послушников: как и все монахи, он колол дрова, копал землю. Постепенно Филипп стал отличаться своим инженерным умом, искусством строителя. Он поставил мельницы, придумал всякие технические ухищрения в монастырских промыслах. В 1548 году Филипп становится игуменом монастыря.

В Соловецкую обитель стали поступать многочисленные пожертвования, в том числе и от царя Ивана Васильевича. Монастырь буквально расцветал под его руководством. В 1551 году Филипп принял участие в Стоглавом соборе в Москве, царь не забыл его, когда он был еще думным дворянином. Монастырь получил большие льготы – и прежде всего право на беспошлинную торговлю солью.

В Соловки отправляли еретиков и опальных церковных деятелей, но нет сведений, что они чувствовали себя угнетенными. Так, в 1564 г. в Соловецкий монастырь был сослан Артемий, глава нестяжателей, в 1560 г. сюда прибыл и тот самый протопоп Благовещенского собора Сильвестр, который поучал царя при жизни и старался спасти от духовной тюрьмы после перехода в Тонкий мир.

В 1566 г. Иван Грозный вызвал к себе в Москву Филиппа и предложил стать митрополитом. Филипп колебался, ибо понимал, что в стране буйствует кровавая опричнина, но и отказать царю был не в силах. Согласно легенде, он ставил условие: «Повинуюся твоей воле; но умири же совесть мою: да не будет опричнины! Да будет только единая Россия! Ибо всякое разделенное Царство, по глаголу Всевышнего, запустеет. Не могу благословлять тебя искренно, видя скорбь отечества».

Царь же настаивал на необходимости опричнины. Спор был долгий, Иван Васильевич даже устал от него. Церковные иерархи по указанию монарха смогли наконец уговорить Филиппа. Новый митрополит «дал свое слово архиепископам и епископам, что он по царскому слову и по их благословлению соглашается стать на митрополию, что в опричнину и в царский домовый обиход ему не вступаться, а по поставлении из-за опричнины и царского домового обихода митрополии не оставлять». Историк Георгий Федотов обратил внимание, что в первые два года пока Филипп был митрополитом массовых казней в Москве не было. Противостояние с царем началось зимой 1568 года, когда царь, вернувшись из ливонского похода, начал казнить тех, кого считал изменниками. Убит был боярин Иван Петрович Федоров (Челяднин) вместе со всей семьей…

Заподозрив измену, царь приказал отнять у Федорова все его богатства: золото, серебро, жемчуга, платье, даже посуду – и, чтобы унизить еще больше, отправил опального на войну. С трудом И.П. Федоров достал коня и исполнил царский приказ. По возвращении же из похода в 1568 г. он был вызван к царю. Грозный редко удовлетворялся «простой» казнью: ему почти всегда хотелось поиздеваться над жертвой. Заставив боярина облачиться в царскую одежду и дав ему скипетр, царь усадил его на трон и театрально воздал ему «почести»: обнажил голову и преклонил колена. Затем со словами: «Как в моей власти поместить тебя на этом троне, так в той же само власти лежит и снять тебя» - схватил нож и всадил его в грудь боярину. Растерзанное тело И.П. Федорова протащили за ноги по всему Кремлю и бросили на площади…

Филипп пытался в беседах с царем воздействовать на него, но царь перестал с ним встречаться. Тогда Филипп начал говорить о Страшном неминуемом суде за преступления! Но и это не подействовало на царя. 

Первый открытый конфликт произошел 22 марта 1568 г. в Успенском соборе Московского Кремля. Подробности известны только по Житию митрополита Филиппа и рассказам иностранцев, служивших в опричнине. Митрополит увидел на литургии царя с опричниками, одетыми в черные ризы и с монашескими шапками на головах. Филипп старался не замечать их, но в конце концов, благословив царя, обратился к нему речью, в которой призвал остановить кровопролитие и разделение земли. Царь был в бешенстве, а Филипп в знак протеста покинул Кремль, уехав в Новодевичий монастырь.

Следующий конфликт произошел 28 июля 1568 года, когда Филипп вел службу в Новодевичьем монастыре.

Увидев, что один из опричников во время службы, когда читалось Евангелие, не снял тафью (ермолку или тюбетейку, которую обычно носили под шапкой), Филипп сделал замечание («так ли подобает благочестивому агарянский закон держать?»), но опричник быстро убрал тафью, а царь этого не увидел и назвал Филиппа лжецом и злодеем.

После этого случая Иван Грозный стал готовить церковный собор против митрополита. В Соловецкий монастырь была отправлена комиссия, чтобы найти там обличительные материалы против Филиппа. Соловецким монахам учинили настоящие допросы. Составленное лживое свидетельство против Филиппа настолько было сомнительным, что его не подписал даже один из тех, кому было поручено следствие – суздальский епископ Пафнутий.

Однако в ноябре 1568 года в Успенском соборе Кремля состоялся церковный суд. Обвинителем выступил новгородский архиепископ Пимен. Видя, в какую муку для многих перерастает судилище над ним, Филипп сам попросил низвержения с митрополичьего сана, обратившись к царю: «Лучше мне принять безвинно мучение и смерть, нежели быть митрополитом при таких мучительствах и беззаконии! Я творю тебе угодное. Вот мой жезл, белый клобук, мантия! Я более не митрополит».

Однако по приказу царя Филипп должен был 8 ноября 1568 года в последний раз возглавить богослужение в Успенском соборе.

Царь придумал сценарий публичной расправы с ним. Во время службы в церковь явились опричники во главе с царским любимцем боярином Федором Басмановым. Он объявил о лишении Филиппа митрополичьего сана. Опричники сорвали с него святительское облачение, одели в разодранную монашескую рясу, вытащили на улицу, посадили в «дровни», смеялись над ним и метлами били. Филипп был помещен в Богоявленский монастырь. У царя был план убить и сжечь Филиппа, но деятели церкви отговорили его. Судя по всему, Филиппа кто-то обвинял в колдовстве. Иначе бы царь не думал о такой казни. Ходили слухи, что царь выпустил против бывшего митрополита разъяренного медведя, но Филипп чудесным образом остановил зверя!
Он был осужден на вечное заключение в монастырской тюрьме. Его заковали в кандалы, ноги были стиснуты деревянными колодками.

Царь не забыл, что однажды Федор Колычев испугался и бежал из Москвы, когда узнал о возможной опале. Грозный решил повторить историю 1537 года: приказал посадить святителя в бочку с дерьмом, а затем принести Филиппу отрубленную голову его племянника, Михаила Колычева.

Но Филипп уже никого и ничего не боялся: он поцеловал присланную окровавленную голову, не прося о пощаде…

По приказу царя его отправили в Тверской Отроч Успенский монастырь. Последнюю попытку сломить волю пастыря царь сделал перед новгородским походом, самым жестоким событием в истории опричнины. К Филиппу приехал Григорий Лукьянович Малюта Скуратов Бельский, страшный палач и садист, чтобы «уговорить» Филиппа благословить царя на поход.

В Житии святого так рассказывается о последних минутах его жизни 23 декабря 1569 года.

Вошедши в келью святого Филиппа, Малюта Скуратов с притворным благоговением припал к ногам святого и сказал:

- Владыка святой, дай благословение царю идти в Великий Новгород.
Но святой отвечал Малюте:
- Делай, что хочешь, но дара Божьего не получают обманом.

Тогда бессердечный злодей задушил праведника подушкою.

23 сентября 2017 г. я вышел на связь со станцией и спросил – могу ли поговорить с Филиппом?

Меня интересовал его уровень пребывания в Тонком мире.
Пришел ответ:

Я назвал его образцом смиренного сопротивления насилию, но Филипп не согласился со мною!

«Я был услужливый человек!»

 

«Я был беспечный ксендз!»

 

«Я был с вурдалаками!»

 

Мысль о сопротивлении насилию актуальна во все времена, но особенно, если ты живешь в стране, где становится все больше и больше не только лжи, но и злоупотреблений властью, если государственная власть жаждет взять реванш и доказать, – не без помощи православной церкви, – что жителю России не нужны больше «права человека»!

Я спросил Филиппа о нашей современности:

А что он думает о президенте современной России?

Так надо ли сопротивляться насилию государственной власти? Я задал этот риторический вопрос, потому что знал, как трудно решал его для себя митрополит Филипп.

Пришел ясный ответ:

Филипп закончил разговор истинно пастырскими словами:

 

(продолжение следует)