http://www.itc.org.ru/tolstoy_part3.htm

Я хлопнул себя по лбу! Какого Ге имел в виду Толстой, когда говорил о своем друге-собеседнике в Тонком мире? Ведь отец и сын были полными тезками, оба Николаи Николаевичи Ге…

Старший Ге – великий художник, создатель таких полотен, как «Тайная вечеря», «Распятие», «Что есть истина?». Художник, как и Лев Толстой, примерно в те же годы, в начале 80-х, пережил тяжелый духовный кризис, и если Толстой отрекся от своей прежней жизни, то Николай Николаевич отрекся от академизма в своей живописи, обретая новое дыхание в более искреннем и непосредственном отношении к искусству. На этой почве художник и писатель сблизились. «Тайная вечеря» произвела на Толстого сильнейшее впечатление: в этой картине он увидел личный психологический конфликт Христа и Иуды, учителя и ученика-предателя. Глядя на картины Ге, Толстой продолжал свои религиозные размышления о человеческой природе Христа.

В связи с картиной «Распятие» Толстой писал Н.Н. Ге в письме от 4 марта 1884 г.:

«Нарисованное вами мне понятно. Правда, что, фигурно говоря, мы переживаем не период проповеди Христа, не период воскресения, а период распинания. Ни за что не поверю, что он воскрес в теле, но никогда не потеряю веры, что он воскреснет в своем учении. Смерть есть рождение, и мы дожили до смерти учения, стало быть, вот-вот рождение – при дверях».

  Н.Н. Ге. Портрет писателя Льва  Николаевича Толстого, 1884 г.

В 1889 г. Лев Толстой посетил выставку передвижников, его заинтересовали две картины: И.Е. Репина «Святитель Николай Миркликийский избавляет от смерти трех невинных осужденных» и Н.Н. Ге «Выход с тайной вечери». Сравнивая картины, он отдал предпочтение полотну Ге:

Поразительная иллюстрация того, что есть искусство, на нынешней выставке: картина ваша и Репина. У Репина представлено то, что человек во имя Христа останавливает казнь, то есть делает одно из самых поразительных и важных дел. У вас представлено (для меня и для одного из 1 000 000 то, что в душе Христа происходит внутренняя работа, а для всех) – то, что Христос с учениками, кроме того, что преображался, въезжал в Ерусалим, распинался, воскресал, еще жил, жил, как мы живем, думал, чувствовал, страдал, и ночью, и утром, и днем. У Репина сказано то, что он хотел сказать, так узко, тесно, что на словах это бы еще точнее можно сказать. Сказано, и больше ничего. Помешал казнить, ну что ж? Ну, помешал. А потом? Но мало того: так как содержание не художественно, не ново, не дорого автору, то даже и то не сказано. Вся картина без фокуса, и все фигуры ползут врозь. У вас же сделано то, что нужно. Я знал эскиз, слышал про картину, но когда увидал, я умилился. Картина делает то, что нужно – раскрывает целый мир той жизни Христа, вне знакомых моментов, и показывает его там таким, каким каждый может себе его представить по своей духовной силе.

Николай Николаевич Ге умер в 1894 году. После его смерти Толстой предложил старшему сыну художнику, полному тезке, Николаю Николаевичу, спрятать неугодные властям картины у себя в Ясной Поляне. В итоге они были спрятаны в мастерской дочери Толстого – Татьяны Сухотиной-Кобылиной. Толстой пытался сделать творчество своего друга-художника достоянием общественности, ведя переговоры с П.М. Третьяковым. В конце концов картины были переданы в Третьяковскую галерею (1897)…

Старший сын художника, Ге-младший, родился в 1857 г. в Риме. Детство провел в Италии, учился во Флорентийской Академии изящных искусств, но в 1879 г. уехал в Париж изучать богословие. Однако по семейным обстоятельствам вернулся в Россию и продолжил учебу на юридическом факультете Киевского Императорского университета и даже написал дипломную работу с таким незаурядным названием: «О бесправии уголовного права».

В начале 80-х гг. он увлекся толстовским учением, поселился на хуторе Ивановский в Черниговской губернии.

По молодости лет Николай-младший соблазнил крестьянку Агафью Слюсареву. В отличие от князя Дмитрия Нехлюдова (в романе «Воскресенье»), Ге-младший сразу женился на ней. Однако семейная жизнь не заладилась, он уехал из Ивановского, а рожденной в браке девочкой занимался Ге-старший: он души не чаял во внучке. Ге-младший вернулся на хутор Ивановский, у него родились еще двое детей: Иван и Николай. Но, занимаясь сельским хозяйством, как толстовец, Ге-младший вскоре понял, что такая жизнь – не его жизнь.

В 1885-1887 гг. он часто бывал в Ясной Поляне. Его ласково называли «Количка». Он помогал Льву Толстому с изданием книг. В 1892 г., когда в стране разразился голод, он собирал пожертвования для крестьян.
























Позже Ге-младший сблизился со своей двоюродной сестрой, Зоей. Она была необычной, привлекала внимание не только художников, писавших ее портреты, но и самого Толстого, который интересовался революционной деятельностью и сидением в тюрьме Зои (по приговору царского суда за укрывательство Веры Фигнер и распространение революционной литературы). Ее воспоминания об этом периоде жизни были использованы писателем в романе «Воскресение».

После смерти Ге-старшего в 1894 г., Ге-младший решил уехать из Ивановского со своей гражданской женой Зоей, но не хотел этого делать, не сообщив о своем решении Льву Николаевичу. Он написал письмо, в котором назвал десять прожитых лет, в соответствии с толстовскими идеалами, «ошибочными и нелепыми». Толстой не обиделся и воспринял это известие благожелательно, не разделяя самого взгляда… Они потом встречались и не раз, Ге-младший помогал писателю при чтении корректур романа «Воскресенье», в 1901 г. он посетил Толстого в Гаспре…

Умер Ге-младший в 1938 году во Франции.

Так с кем же Толстой ведет свои беседы в Тонком мире, с Ге старшим или с младшим?

Откровенно говоря, я думал, что его собеседник – Ге-старший. Но услышал другой ответ:

Слово «сын» звучит с длинным эхом звука «ы».

Тема «сыновства» меня особенно волновала в этом контакте. Я думал о детях Толстого. На каких уровнях его сыновья, Андрей и Лев, в наибольшей мере сопротивлявшиеся желанию отца не делать из своего литературного наследия частную собственность? Лев Толстой в последнее лето своей жизни в Ясной Поляне раздражался на разговоры сыновей о прелестях жизни в Париже, о желании иметь много денег. Лев Львович, например, не скрывал, что деньги – самая лучшая вещь в этом мире, говорил еще, что хотел бы иметь «миллиончик», на который можно купить и любовь, и счастье, и даже здоровье. Братья не стеснялись в Ясной Поляне вести светские разговоры о скачках, автомобилях, о Париже и женщинах. Большего отчуждения с Толстым нельзя и придумать. Лев Николаевич потому и торопился с написанием завещания, что не хотел умножать зло. «Сыновья, Андрей и Лев, очень тяжелы, хотя разнообразно, каждый по-своему» – писал он в своем дневнике.

Я спросил об их уровнях.

Оказалось, что и Лев, и Андрей – в области «воскресения», на третьем уровне. На третьем же уровне оказалась и младшая дочь Льва Толстого, Александра, которой он доверил все свое литературное наследие. Она прожила жизнь полную драматических приключений. Воевала на фронтах Первой Мировой войны. Была награждена Георгиевскими медалями 4-й и 3-й степеней. После революции стала правозащитницей, в 1920 г. была арестована. По приговору большевистского суда отбывала наказание в лагере Новоспасского монастыря. Ее спасли крестьяне Ясной Поляны, написавшие ходатайство к советской власти. После выхода на свободу, работала смотрительницей музея в Ясной Поляне. В 1929 г. покинула СССР, уехав сначала в Японию, а потом в США, где вела широкую культурно-просветительскую деятельность в Толстовском фонде. Умерла 1979 году.

Мне было особенно интересно спросить, с кем из своих детей Толстой общается больше всего. Пришел ясный ответ:

Поначалу я был очень рад, узнав, что Лев Толстой нашел среди своих сыновей того, с кем ему более всего приятно духовно общаться. Я тут же бросился искать информацию о Константине, его сыне, и к своему глубокому недоумению, если не сказать больше, обнаружил, что у Толстого… не было никакого сына Константина! Мысль моя в растерянности забегала в разные стороны, как испуганная мышь, не зная куда рвануть, чтобы найти выход. Я задавал себе один и тот же нелепый вопрос: как такое возможно? Я стал лихорадочно соображать, что в аристократических (в княжеских) семьях было принято давать не только имена при крещении, но и родовые, тоже христианские, мирские. Но тут же возражал самому себе: Толстой только по матери князь Волконский. Он граф – и только: по отцу. Как же понять, что Константин – один из его сыновей, которого нет в природе?! Закрадывалось обидное для меня предположение, что я неправильно услышал имя – это, конечно, возможно. Но я опять возражал себе: такое имя ни с каким другим не спутаешь, а слышно достаточно хорошо, чтобы сильно сомневаться.

Почти с отчаянием начал я новый контакт.

Я переспросил: правильно ли я услышал имя того сына, с кем больше всего любит духовно общаться Лев Толстой, и получил ответ:

И тут до меня стало доходить, что духовные сущности высокого уровня меняют свое земное имя на другое имя, которое определяет судьбу новую – космическую. Таких примеров я знаю немало, и даже хотел написать об этом отдельно и подробно. Я вдруг осознал, что кто-то из сыновей поднялся очень высоко – раз потребовалось менять имя. Но кто же этот удивительный сын?

Информация шла отдельными порциями. Будто кто-то хотел меня основательно подготовить к ее восприятию.

Толстой продолжал говорить:

Моему удивлению не было предела, когда я услышал такое:

Наконец – вполне отчетливо:

Да кто же он? – взмолился я…

Наконец я услышал… и надолго замер в неподвижности, как буддист, переживающий смысл всеми органами чувств, какие только существуют в человеческой природе.

Сын Толстого, Константин, ответил мне:

…Так это тот ангелоподобный мальчик, Ванечка, которого боготворила вся семья, он умер семилетним… Кто-то подтвердил:

Родился он 31 марта (12 апреля по новому стилю) 1888 г. Он прожил всего 2520 дней, или шесть лет, десять месяцев и 22 дня. Это были дни бесконечного счастья для родителей.

Лев Толстой считал его единственным духовным наследником. Однажды писатель стал свидетелем, как кухаркин сын Кузька, ровесник Ванечки, пришел к нему в гости, и Ванечка так обрадовался гостю, что целовал ему руки… Его письма родным людям такие, будто ему слов не хватало, чтобы выразить свою бесконечную любовь. Сестре Тане он писал 1 ноября 1894 г.:

«Прощай, милая Таня, скажи папа, Маше, что я их целую и кланяюсь, я тебя крепче всего целую, даже тебе будет приятно, как я тебя люблю, и никогда не расстанусь с тобой, и если ты выйдешь замуж, я буду очень плакать, если твой муж уедет в свое имение. Твой брат Ваня».

Ванечка не мог сердиться, не мог ссориться – и всегда плакал, когда кто-нибудь не мирился с ним сразу. Когда в 1892 г. Толстой отказался от всей недвижимой собственности в пользу семьи, и Ванечке сказали, что он теперь владелец Ясной Поляны, ребенок в ответ затопал ножкой и закричал: «Она не моя! Она всехняя! Так говорит мой папа!»

Однажды Софья Андреевна получила благодарственное письмо от пациента клиники для душевно больных. Клиника примыкала к хамовническому дому Толстых. Ванечка, гуляя, познакомился со взрослым человеком, психически заболевшим после смерти своего ребенка, и через забор, отделявший клинику от улицы, общался с этим несчастным человеком, убеждая его, что в мире еще много любви и всех надо любить. В письме этот человек благодарил мать за то, что не врачи, а Ванечка, вылечил его от тяжелой депрессии…

Ванечка был на редкость интеллектуально развитым мальчиком. В шесть лет он свободно говорил по-английски, понимал немецкую и французскую речь, писал рассказы, один из них, «Спасенный такс», был опубликован в детском журнале «Игрушечка» в 1895 г. Лев Толстой много времени уделял одаренному сыну, они вместе читали Жюль Верна, рассказывали друг другу свои впечатления…

Незадолго до смерти Ванечка спросил маму: «Мама, а правда, что дети, умершие до семи лет, становятся ангелами на небесах. "Правда", - отвечала встревоженная мать (здоровье у сына было неважное, и некоторые прямо говорили, что он "не жилец на свете"). "Как жаль! - грустно сказал он. - Ведь мне скоро исполнится семь, и я никогда не стану ангелом!"».

Ванечка умер 23 февраля 1895 года от скарлатины. Перед смертью, тяжело недомогая, он утешал маму: «Не плачь, мама, ведь это воля Божия». 26 февраля 1895 г. Лев Толстой записал: «Похоронили Ванечку. Ужасное – нет, не ужасное, великое духовное событие». И несколько позже, придя в себя, отметил: «Природа пробует давать лучших и, видя, что мир ещё не готов для них, берёт их назад…». Софья Андреевна тоже чувствовала утрату не просто сына, а посланного на землю ангела. Она писала: «Я знала, чувствовала, что Ванечка был один из <…> ангелов, посылаемых Богом к людям, чтоб напомнить им о любви. Ванечка исполнил свою миссию и навеки покинул землю, не испытав ничего, кроме любви, которой давал в таком избытке людям и которой люди платили ему».

Константин так объяснил мне свою земную смерть:

Меня интересовал уровень пребывания Константина в Тонком мире. Пришел ответ – вполне ожидаемый:

Утверждение о том, что Ванечка – «самый святой» отнюдь не преувеличение. Кто-то сказал о его максимальном приближении к седьмому уровню, когда душа человеческая превращается в дух Божий, полностью сливаясь с Источником всего сущего:

Услышав слова отца о себе разговаривающим с Богом, Константин подтвердил их скромно:

Эта информация о Ванечке рушит привычные представления инструментальной транскоммуникации о зрелости – ведь по умолчанию считается, что человек становится личностью только прожив жизнь, пройдя через обучение и испытания. Не случайно многие контактеры спрашивают, – что делают дети в Тонком мире, – и успокаиваются, когда получают в ответ с другой стороны сообщения, что дети продолжают учебу и взросление.

Теперь же придется думать несколько иначе: пример Ванечки Толстого показывает, что возрастная характеристика – отнюдь не условие зрелости. Нет необходимости проживать долгую жизнь, чтобы доказывать право на особую близость к Богу.

Теперь придется думать иначе и в отношении человеческих знаний, которые – опять же по умолчанию – считаются важным условием развития личности. Ванечка не учился в школе, не изучал в ней физику, математику, астрономию, филологию, – какой же он совершенный человек, если не успел постичь земные науки даже на уровне школьной программы?

А велика ли ценность этих знаний в Космосе?

Что же тогда существенно? Если это не возраст зрелого человека, не духовная история взрослого человека, не разнообразные познания взрослого человека?

Что нам предстоит понять теперь, если Ванечка гораздо выше в духовном мире не только собственного отца, гения, но и апостола Павла, находящегося на пятом уровне, Альберта Эйнштейна?

История с Ванечкой, находящегося в «передней» седьмого уровня Тонкого мира, наталкивает на мысль, что если представлять себе Бога неподобным символом, как это разрешалось в самые ортодоксальные времена Средневековья, то на ум приходит образ не иконописного седовласого старца, умудренного веками своего бесконечного существования, а ребенка, непорочного и чистого, излучающего абсолютный свет радости и любви. Бог-ребенок увидел в ребенке Льва Толстого – того, кто ему соприроден. Кто совпадает с Ним в энергиях Его чистоты. Если детская душа на земле в полной мере осознает закон любви как высший, как идеал существования, – какие еще знания нужны в духовном мире? Кто-то спросит: ну а как же Бог-ребенок судит нас по делам нашим, ему для этого надо быть взрослым, чтобы разбираться в хитросплетениях нашего зла!..

Бог-ребенок – только светит, и только любит, и когда душа оказывается перед ним, пройдя через человеческую смерть, она испытывает невиданное и неслыханное ощущение абсолютного счастья в лучах божественного света, в лучах этой безотчетной детской любви. Но исполненная радости душа понимает, что ни в какой мере не заслуживает этой любви, потому что пришла на встречу с Богом-ребенком грязная, неумытая, с коростой вместо тела, с мыслями затвердевшими в преступных деяниях. И прокурора,  и судью, и палача, каких не видывали на земле в своей непримиримости ко злу, душа обретет не во вне, где только божественный свет, а внутри себя. Они будут беспощадно судить, беспощадно наказывать, беспощадно мучить до тех пор, пока голос совести, неумирающий никогда, не удовлетворится этим судом, этим наказанием.

Я спросил Льва Толстого – какое качество Константина он ценит больше всего – и пришел ответ:

Вот она – прямая дорога к Богу, вот почему Ге-младший сказал, что Лев Толстой «простой-простой»: такими бывают только дети, вот почему «ясность» человеческая соприродна ясности божественной – между ними пролегает история души, становящейся в вечности духом Божьим.

Истинная история человека – всегда в нарастающей любви, всегда в самопожертвовании, всегда в детской непосредственности.

Только так можно встретиться с Ним, не устыдившись себя…