Андрей Воинов
член РАИТ, исследователь ИТК (Москва)


Серия очерков:
Правители Древней Руси, Московского царства
и Российской империи (в транскоммуникации)

Очерк первый. Киевские и московские князья

Часть первая.

Опыт транскоммуникации нуждается в тематическом расширении. Никто не запрещает вступать в диалог с теми, кто жил, по нашим меркам, очень давно и окутан «седой стариной» былин, сказаний, легенд, но и мифов тоже. Мы ищем в прошлом ответы на вопросы не только событийного плана, но пытаемся также понять, кто и как вел себя в своем историческом времени. Мы хотим оценивать людей за их деяния. Но это естественное желание наталкивается на трудности познавательного характера: а по каким меркам судить? Ведь в иных ситуациях, когда выбор был, мы не знаем точно, что именно делал тот или иной древний князь, потому что о его жизни рассказывает книжник, который и сам не знал точно – что случилось двести или триста лет назад. Он домысливал биографию человека согласно собственным представлениям о том, что нравственно хорошо, а что – плохо. Мы нередко судим о людях далекой старины по уже готовым меркам книжника XII века. 

Древняя история задает нам загадки, которые историческая наука не всегда может к своему удовольствию решить. В этой ситуации транскоммуникация – средство не только техническое, но и почти волшебное: мы можем удостовериться в тех или иных фактах, усомниться в тех или иных сказаниях, если получим контакт с давно ушедшими в мир иной личностями правителей Руси…

Загадка первая: князь Владимир Святославич, креститель Русской земли – великий грешник или святой?

О грехах князя Владимира Святославича говорит сам книжник в начале XII века, составляя «Повесть временных лет». Он знает, что этот князь крестил Русскую землю в 988 году, и тем не менее не стесняется описывать его биографию так, как будто речь идет о тяжком преступнике… 

Как можно совместить жизнь преступную с жизнью святого?

Владимир, будучи сыном своего отца Святослава, родился от рабыни, Ольгиной ключницы Малуши, сестры дружинника по имени Добрыня. После гибели Святослава в 972 г. старший сын Ярополк сел на престоле киевском, средний Олег стал управлять Древлянской землей, а младший Владимир получил в наследство право быть князем новгородским. Ссора между Ярополком и Олегом закончилась гибелью древлянского князя. Владимир, испугавшись за свою жизнь, бежал из Новгорода, и Ярополк остался единовластцем на Руси. Однако через три года Владимир вернулся на Русь с наемными варяжскими отрядами и двинулся на Киев. На этом пути был Полоцк с князем Рогволодом, и Владимир решил, что нужно заключить с полоцким князем союз, а для этого жениться на его дочери Рогнеде. Однако и Ярополк посватался к дочери Рогволода. Та выбрала киевского князя с обидными для Владимира словами: «Не хочу разувать сына рабыни». Как свидетельствует Лаврентьевская летопись, Владимир напал на Полоцк, когда Рогнеду уже собирались вести к Ярополку. Рогволод потерпел поражение в сражении и укрылся в городе. Весной 978 г. Полоцк был взят Владимиром. В отместку за свое унижение он, по совету своего наставника Добрыни, изнасиловал Рогнеду на глазах ее родителей, после чего Рогволод и его жена были убиты на глазах дочери. Рогнеду новгородский князь принудительно взял себе в жены (она стала шестой женой).

В 980 году Владимир захватил Киев...

Дружинник Ярополка по имени Блуд предал своего князя, уговорив его согласиться на переговоры с братом. Ярополк поверил в честность Владимира, и напрасно. Когда он прибыл на переговоры, два варяга убили его мечами. Владимир взял себе в жены и жену брата Ярополка, гречанку, в этот момент уже беременную.

Ярополк, будучи киевским князем, активно общался с германским императором Оттоном II, к нему приходили послы от Папы Римского, именно при Ярополке христиане, уже появившиеся на Руси, получили «волю великую». Иоакимовская летопись, известная нам по выпискам В.Н. Татищева, свидетельствует, что Ярополк «был муж кроткий и милостивый ко всем». Может это и неправда, но о Владимире Святославиче таких слухов не было – никто и не сочинял, что он мог быть кротким и милостивым…

Владимир укреплял языческую власть. У княжеского дворца стояли Перун, Стрибог, Хорс, Мокошь, Дажьбог. Главным был Перун с серебряной головой и золотыми усами. По некоторым сведениям, здесь происходили даже человеческие жертвоприношения. Владимир продолжал свою борьбу с Ярополком, разрешавшим христианам жить без страха.

Однако заставить всех верить по своему образцу он не мог,  поворот к единобожию сулил больше преференций, чем хаос божков и божниц в разно-племенной стране. Вокруг Руси располагались государства уже сделавшие свой выбор – Волжская Булгария в пользу мусульманства, Хазария – в пользу иудаизма, Византия и Западная Европа – в пользу христианства, еще не расколотого на две непримиримые части: восточную и западную. Летописец не скрывает, что выбор веры – нелегкий для князя, который, как говорится, «ни в чем  себе не отказывал».

В Повести временных лет читаем: «Был же Владимир побежден похотью, и были у него жены… а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове… И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц».

Нечего сказать – «хорош» князь-креститель Русской земли! Не спасает даже то, что книжник мыслил библейскими категориями и сравнивал князя Владимира с царем Соломоном.

Как именно произошло крещение Руси мы знаем только из Повести временных лет. Книжник, сам не ведая того, как это было на самом деле, создал настоящий шедевр правдоподобного описания исторического факта. И всякий, кто начнет читать этот текст, непременно окажется во власти талантливого рассказчика.

Здесь важно понять саму идею описания – почему князь предстает сначала исчадием ада, а после крещения превращается в святого. Идея эта принадлежит христианскому миру эпохи средневековья, когда ценность святого крещения была так велика, что ничего другого для спасения  души, пусть и погрязшей в грехах, не требовалось! Крещение – это омытие души, когда все что налипло грязного и даже преступного, смывается навсегда – как будто ничего и не было. Вот почему мы видим два образа князя: до и после крещения, вот почему нет никакого противоречия в описании жизни грешного святого Владимира.

Однако загадка все же остается. То, что так своеобразно мыслил книжник XII века, не придававший еще большого значения делам правды человеческой – сомнений нет, а вот как думали обычные люди того времени, и главное что они думали о своем великом просветителе – большой и серьезный вопрос.

Казалось бы, такому князю – почет и уважение народное! Слава в веках! Просветил людей светом истины! И не столь уж важно, как он вел себя до крещения, – чего не бывает с людьми? Этот перевес добра над злом в одном событии, в одном действии, в одном акте, – чем не народная мечта? Искренне попросить у Бога прощения в последнюю минуту преступной жизни – и… воскреснуть к жизни вечной?!

Историк Голубинский еще в XIX в. доказал, что канонизация на Руси не была формальной, привязанной к политическим мотивам. Например, Ольга, крестившаяся до Владимира Святославича, не была прославлена чудесами, которые и являются доказательствами истинной святости. Сам князь Владимир, названный «равноапостольным», далеко не сразу был причислен к лику святых. Один неизвестный автор  жития князя, написанного в середине XII века, так и обращался с укором к людям: диву даюсь, писал он, сколько добра князь сотворил, а мы не воздаем ему почести…

При гробе Владимира не было чудотворений!

Значит, память о всей жизни князя Владимира оставалась в народе не забытой! И то, что созвучно книжнику, монаху, человеку, исповедующему определенные ценности христианского мира, не было созвучно мирянам, которые не ощущали тепла и света от того, что князь, крестившись в Корсуне, повелел киевлянам под угрозой расправы выйти к Днепру и принять святое крещение.

Они вышли.
Они испугались.
Они сделали то, что было велено…
Кто же оказался прав, книжник-монах или простой человек, мирянин?

11 сентября 2018 г. мне удалось поговорить о князе Владимире. Хотя и коротко – но достаточно, чтобы установить истинный факт.

Я спросил об уровне его пребывания в Тонком мире – и получил ответ от станции:



«Он на втором уровне!»



«На каком уровне Владимир Святославич, креститель Русской земли
он был мерзкий человек

Ответил и князь:



«Я был кретином – страшный был

Одно сообщение Оттуда порождает новую загадку:



«…креститель русской земли – он случайно крестил Русскую землю!»

Что князь – «страшный», не новость. А что князь «случайно» крестил Русскую землю – весть не ожидаемая.

Мы никогда не узнаем о том, что было в ходе христианизации Руси спонтанным и невзначай. Эти страницы истории так и останутся до конца открытыми только в анналах Тонкого мира…

В духовном мире нет такого представления, какое было на Руси и до сих пор еще остается частью христианского мировоззрения – что если покаешься от души, то и грехи легко смываются. Каждый кто совершил преступления несет за них ответ, если не в земном мире, то уж обязательно – в ином. Нет и не бывает милосердия Там, где требуется полнота справедливости. Человек судит сам себя!

Ответ о судьбе Владимира Святославича доказывает еще раз, что никакого отдельного конфессионального спасения – через обряды или другие знаки внешнего почитания святынь – нет,  как нет и святынь, которые могут быть выше личной ответственности. Никакая религия не может заменить своими обрядами сущность спасения души через путь самосовершенствования (духовной эволюции).

Загадка вторая: кто убил князей Бориса и Глеба?

Владимир Святославич умер 15 июля 1015 года. Незадолго до своей смерти отец большого семейства, насчитывавшего 12 сыновей,  поссорился с двумя из них, Ярославом, князем новгородским, и Святополком, посаженным (в Киеве) под стражу вместе с женой, дочерью польского короля Болеслава и кольбергским епископом Рейнборном. Сообщалось, что вина Святополка заключалась в том, что он, будучи родственником польского короля, стремился оторвать Русь от Византии, от формирующегося византийского «обряда». Другой старший сын Владимира, Ярослав, восстал против отца, не желая делиться новгородскими доходами. Святополк был ближе всех князей к киевскому престолу, и выйдя на свободу после смерти отца захватил власть, желая при этом, как считал летописец,  отомстить Владимиру Святославичу за то, что тот признавал наследником престола князя Бориса. Святополк имел христианское имя Петр. Это имя («Петрос») он и чеканил на монетах в 1015 году вместе с княжеским знаком в виде двузубца, левый конец которого завершается крестом (на другой стороне).

Отношения с отцом могли быть плохими и потому, что само происхождение Святополка составляло загадку. С одной стороны, Владимир признавал его законным сыном, с другой стороны, он считался сыном Ярополка,  потому что вдова Ярополка была беременна, когда был убит ее муж по приказу Владимира. Не слишком хорошо разбираясь в физиологии книжник таинственно и со страхом произносил слова «от двою отцов…», чтобы дать читателю понять – от такого рождения ничего хорошего не бывает! Повесть временных лет обвиняет князя Святополка в организации убийств князей Бориса и Глеба, и за киевским князем в летописных веках закрепляется прозвище «Окаянный» (преступный)…

История убийства Бориса и Глеба описана в Повести временных лет в мельчайших подробностях, как будто автор повествования сам был на месте преступления. Книжник XII века сумел художественными средствами выразить главные идеи христианства, еще такого молодого на русской почве времен создания борисоглебского культа князей страстотерпцев.

…Борис заплакал, узнав о смерти Владимира Святославича, ощущая горе и предчувствуя беду. Дружинники отца сказали ему: «Пойди, сядь в Киеве на отцовском столе». Он же отвечал: «Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет мне вместо отца». Воины разошлись, оставив князя с близкими «отроками». Святополк же, «исполнившись беззакония, воспринял мысль Каинову и послал сказать Борису: хочу с тобою любовь иметь…». Однако не о любви он думал, но о том, как погубить князя. Святополк пришел ночью в Вышгород. Призвал к себе воеводу Путшу и вышгородских бояр и спросил их: «Преданы ли вы мне всем сердцем?» Они ответили, что готовы умереть ради него. Тогда Святополк сказал им: «Не говоря никому, ступайте и убейте брата моего Бориса».

Летописец сокрушался в печали, говоря о согласии вышегородцев убить невинного человека: «О таких сказал Соломон: «Спешат они на неправедное пролитие крови»…». Убийцы подошли к шатру, где молился Борис. Князь знал, что идут его убивать и приготовился к смерти, вспоминая Христа: «…и меня сподобь принять страдание. Я же не от врагов принимаю это страдание, но от своего же брата». Борис просил Бога не наказывать Святополка. Убийцы пронзили тело князя, убили отроков его. Едва дышащего князя повезли в телеге. Когда же Святополк узнал, что Борис еще жив, то послал двух варягов «прикончить его».  Автор Повести временных лет просил не забывать имен убийц: Путша, Талец, Еловит, Ляшко. Они хуже бесов – те хотя бы Бога боятся, а эти… ни Бога не боятся, ни людей не стыдятся.

Святополк не успокоился и задумал новое преступление. Сообщив ложно, что отец болен, он просил муромского Глеба приехать в Киев. Около Смоленска его встретили убийцы. Глеб был на корабле. Он увидел подплывающую ладью с людьми и догадался, что они хотят сделать. Глеб молил не убивать его, юного еще, но преступники зарезали князя как ягненка – и Глеб встретил брата своего Бориса, но уже в Райской обители.

И соединились они телами, а сверх того и душами, пребывая у Владыки, Царя всех, в радости бесконечной, в свете неизреченном и подавая дары исцеления Русской земле и всех приходящих с верою из иных стран исцеляя: хромым давая ходить, слепым давая прозрение, болящим выздоровление, закованным освобождение, темницам отверзение, печальным утешение, гонимым избавление. Заступники они за Русскую землю, светильники сияющие и вечно молящиеся Владыке о своих людях. Вот почему и мы должны достойно восхвалять страстотерпцев этих Христовых, прилежно молясь им со словами: "Радуйтеся, страстотерпцы Христовы, заступники Русской земли, подающие исцеление приходящим к вам с верою и любовью. Радуйтесь, небесные обитатели, были вы ангелами во плоти, единомысленными служителями Богу, единообразной четой, святым единодушной; поэтому и подаете вы исцеление всем страждущим. Радуйтесь, Борис и Глеб богомудрые, источаете вы как бы струи из колодца живоносной воды исцеления, истекают они верным людям на выздоровление. Радуйтесь, поправшие коварного змея, явившиеся подобно лучам светозарным, как светила, озаряющие всю Русскую землю, всегда тьму отгоняющие верою непреклонною. Радуйтесь, заслужившие недреманное око, души свои к исполнению святых Божьих заповедей в сердцах своих склонившие, блаженные. Радуйтесь, братья, вместе пребывающие в местах светозарных, в селениях небесных, в неувядаемой славе, обладания которой удостоились. Радуйтесь, явно для всех осиянные божественным светом, весь мир обошедшие, бесов отгоняющие, недуги исцеляющие, светильники добрые, заступники теплые, с Богом пребывающие, божественными лучами всегда озаряемые, мужественные страстотерпцы, просвещающие души верным людям...

Борисоглебский культ святых князей – это глубочайший момент христианизации Руси. Впервые не внешне, а внутренне древнерусская культура восприняла библейскую идею о добре и зле – через историю каинова преступления Святополка…

Однако в 1834 году случилось событие, которое поставило под сомнение едва ли не всю древнерусскую агиографию (историю святости). Профессор Санкт-Петербургского университета Осип-Юлиан Иванович Сенковский – востоковед, писатель, коллекционер, человек знавший много языков, переводил на русский язык «Сагу об Эймунде», произведение, которое сохранилось в древненорвежской книге XIV века. События норманской саги относятся к началу XI века. В ней рассказывалось, что варяг Эймунд вместе с дружиной получил оплаченный заказ от князя Ярислейфа (Ярослава Мудрого) убить конунга Бурислейфа (Бориса). Не трудно представить себе, что Сенковский, читая этот текст, встает со стула пораженный таким известием! Много веков считалось, что убийца – Святополк Окаянный, а норманская сага утверждает, что он невиновный человек! Убийца другой!  Тот, кому приписывалась месть Святополку за смерть Бориса и Глеба! Ведь известно, что осенью 1015 года войска Ярослава и Святополка подошли к Днепру, три месяца они не начинали сражение пока река не стала покрываться льдом. Наконец, сражение состоялось, Святополк потерпел поражение – и бежал в Польшу. В 1018 году польский король Болеслав и Святополк идут походом на Ярослав, который терпит поражение и бежит в Новгород. Святополк вновь становится киевским князем. Ярослав организует большой поход против Святополка. Не находя сил противостоять, он бежит к печенегам и ведет их походом против Ярослава. Войска встречаются в том месте, где по летописному рассказу и был убит князь Борис – на Альте. Происходит кровопролитное сражение и Ярослав одерживает военную победу, Святополк бежит вновь, но уже безвозвратно: он погибает между «чехи и ляхи», то есть неизвестно где… Книжник не скрывает, что искать его можно только в  аду!

Так возникли две основные точки зрения на эту странную историю преступления, в которой один князь – либо преступник, либо жертва оболгания, а другой – либо благородный защитник невинно убиенных, либо тайный преступник, который запутал все, чтобы скрыть свое собственное и страшное преступление – каиново преступление. Историки разделились во мнениях. Возникли вопросы трудные и почти неразрешимые. Как мог Ярослав защищать и прославлять культ Бориса и Глеба, если он и есть их убийца? Зачем Святополку убивать Бориса и Глеба, если он и так – без их участия – стал великим князем?

И хотя большинство исследователей склоняется к летописной версии событий преступления, у противников этой точки зрения имеются убедительные контраргументы, никем пока не опровергнутые. А именно: если бы Святополк был действительно таким страшным преступником, убившим братьев, то тогда его имя попало бы в негласный список имен «плохих», которыми нельзя называть княжеских отпрысков, чтобы не наносить травму носителю этого имени. Между тем, имя «Святополк» повторяется в княжеской традиции вплоть до середины XII века.

Но и летописная версия событий обладает большой убедительностью: ведь именно  Ярослав Мудрый создал традицию глубокого почитания своих братьев Бориса (+1015; память 24 июля) и Глеба (+1015; память 5 сентября). Именно по его приказу были перенесены мощи князей и погребены в Вышгороде, близ Киева. 24 июля 1026 г. был освящен пятиглавый храм в честь святых князей-страстотерпцев, построенный по личному приказу Ярослава Мудрого. Во время правления князя митрополит киевский Иоанн I составил службу в церкви на день их «памяти»… Неужели Ярослав Мудрый был при этом и убийцей, – это же противоестественно?.. Или… – у преступника, совершившего каиново злодеяние, нет уже «естества» божьего творения?

Так кто же убил Бориса и Глеба?

14 сентября 2018 г. я попытался найти ответы на эти вопросы, обращаясь к Тонкому миру в радиоэфире. Как всегда – мне в первую очередь важно было знать уровень пребывания души...

Семь уровней Мироздания, которые вслед за Фридрихом Майерсом признают в Тонком мире ([1]), свидетельствуют об общих контурах движения души на пути совершенствования – от первого уровня, земного, куда мы уходим для получения нового духовного опыта по закону о реинкарнации, до седьмого уровня, где человеческая душа сливается с Творцом.

Второй уровень («Гадес», по терминологии Майерса) развоплощенная сущность проходит относительно быстро, если она легка на подъеме, если она не совершала преступлений. Однако душа, застревающая на втором уровне, где существует явный дискомфорт пребывания, застревает прежде всего в своих собственных грехах. Второй уровень – это и уровень величайших преступников, находящихся в его глубинах, которые иногда даже называют «тюрьмой», куда не проникает божественный свет.

Третий уровень  - «страна лета», средний астральный план, в котором жизнь продолжается едва ли не так же, как и на земле, но гораздо более интенсивно и более ярко. Духовные сущности этого уровня в конечном счете решают для себя вопрос – идти наверх или уходить в новое воплощение, чтобы обрести новый опыт.

Четвертый уровень, «мир Эйдоса», разрушает все стереотипы прежних уровней, с этого уровня уже не уходят в реинкарнацию, но готовятся вступить в высшие слои Тонкого мира, готовятся узнать «границы сверхземного  региона» (Ф. Майерс).

На пятом уровне человек движется к обретению «космических сфер существования за пределами нашей планеты» . Это мир Гелиоса, «плоскость пламени», здесь душа обретает новое, огненное тело.

Шестой уровень, «Плоскость света», уже невозможно человеческим языком описать, здесь души «несут с собой… неисчислимые тайны мудрости» (Ф. Майерс).

…Я спросил о князе Борисе.



«На каком уровне князь страстотерпец святой Борис
на третьем уровне, он слышит вас

Уровень – воскресения души, но не святости. Затем я спросил о судьбе князя Глеба, и пришел не вполне ожидаемый ответ:



«Плохой он был как человек

Значит – на втором уровне... Впрочем, мне не случайно «забыли» ответить о его уровне. С князем что-то происходит – то ли он находится в другом (недоступном для станции) измерении, то ли пребывает в глубоком реинкарнационном процессе:



«Глеб страстотерпец… - сейчас он не у нас

С большим трепетом я готовился задать главные вопросы, о судьбе двух князей, один из которых – настоящий убийца своих братьев…

Я спросил об уровне пребывания в ином мире Ярослава Мудрого.
Ответ пришел сразу:



«На втором уровне

Мой мысленный вопрос о возможной причастности князя к убийству братьев «прочитали» без труда – и тут же ответили.



«Он убил братьев своих родных!»

Далее следовал черед Святополка Окаянного.



«(На каком уровне) Святополк, прозванный русской летописью Окаянным
на пятом уровне

Я позволил себе слегка усомниться в его окаянстве:



«Может он был не окаянным – он богобоязненный был

Положительные характеристики князя Святополка, теперь уже окончательно ясно – не-окаянного – буквально шли потоком:



«Хороший он был – нормальный он был как князь



«Он был приличный князь

И наконец – были сказаны главные слова, которые прозвучали как приговор высшего суда:



«Оболгали его

14 сентября я вновь вышел в эфир, и еще раз спросил о Ярославе Мудрого, чтобы удостовериться, что я не ошибся – ведь это один из самых тяжких вопросов всей русской истории.

Пришел однозначный ответ:



«Он был очень плохой человек – он был подлец

Я еще раз спросил об его уровне пребывания, чтобы поставить окончательную точку.



«Правильно ли я понял, что Ярослав Мудрый на втором уровне
с какой стати он мудрый

Всё… – теперь можно ставить точку.

Ярослава Мудрого действительно никто в его времени не называл «Мудрым», это прозвище было искусственно создано в исторической науке  XIX  века. В тексте одной летописи было сказано – «бе бо мудр» («ибо был мудр») – и с легкой руки историков эта лестная характеристика князя превратилась в его прозвище.

А мудрым он не был – и не мог быть.

Ему удалось почти гениально скрыть свое преступление фактом почитания князей по его же приказу убитых! Наверно, Ярослав так и думал о себе, – каков! Но хитрость земная, уловки преступные остаются на земле – ибо нет ничего хитрого и преступного, что можно было бы скрыть в духовном  мире. Если бы он в самом деле верил Богу, то должен был бы знать, что у преступления на земле всегда есть последствие на небе, где придется отвечать за братоубийство и испытывать величайший стыд за свою… глупость.

Загадка третья: князь Владимир Мономах – мудрый государственный деятель или  авантюрный предводитель военных походов?

Ну кто не знает князя Владимира Всеволодовича Мономаха (1053 – 1125), который на съезде в Любече в 1097 году сказал исторические слова о начавшейся политической раздробленности: «Каждый держит да отчину свою». И хотя он, как никто другой, старался сохранить единство Руси, потерявшей способность регулировать возрастающую численность княжеских семей в зависимости от порядка престолонаследия («лествицы»), остановить процесс разъезда по своим наследственным гнездам уже нельзя было.

Разворачивалась эпоха межкняжеских войн, но это была эпоха и молитв за Русскую землю…

Когда в 1113 г. умер киевский князь Святополк Изяславич, вспыхнуло народное восстание и бояре вынуждены были пригласить на княжение – нарушая традицию престолонаследия – Владимира Мономаха, как того требовали горожане. Киевляне верили, что князь – это прежде всего справедливый суд… Согласно летописному тексту, Владимир Мономах, узнав о просьбе горожан в первый раз, «много плакал и не пошел» в Киев. Тогда киевляне ограбили двор Путяты, тысяцкого (главного хозяйственника), напали на евреев-ростовщиков. И вновь отправили гонцов к Владимиру со словами: «…если же не пойдешь, то знай, что много зла произойдет… и будешь ты ответ держать, князь, если разграбят и монастыри». Услышав это, князь пришел в Киев, и восстание утихло.

Владимир Мономах облегчил положение социальных низов, смягчил законодательство в отношении должников, умерил аппетиты ростовщиков, запретил закабаление людей без достаточных оснований. Помимо этого князь стал автором дошедшего до нас поучения о нравственном образе жизни христианина, которое так и названо: «Поучение Владимира Мономаха». Другое его произведение, имевшее тоже автобиографический характер, называлось «О путях и ловах». Редкий случай для древнерусской культуры – князь рассказывает о себе, о времени, размышляет о личной судьбе.

«Поучение Владимира Мономаха» состоит как бы из двух частей – в первой он проповедует нравственные ценности, в последующей – рассказывает о своей жизни. Если же смотреть на текст, как на единое целое, то нетрудно увидеть противоречие: проповедь добра и милосердия в самом начале не всегда совпадает с воинственным и весьма суровым духом полководца, который воевал всю жизнь и к причинению смерти в разных ситуациях относился спокойно, без рефлексии.

В первых строках «Поучения» князь говорит, что взял в руки псалтырь и сделал выписки из нее, но не формально, а потому, что ощутил печаль в душе своей – и эту печаль он хотел бы сделать проповедью добра и истины:

Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души
. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь Богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игуменов чтите, и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы получить по их молитве от Бога. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на немного дней. И в земле ничего не сохраняйте, это нам великий грех. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам, ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает.

Но как только мы начинаем читать его рассказ о походной жизни, неизбежно возникают вопросы. Он повествует о бесконечных войнах, как о нравственном долге и смысле жизни, который не противоречит христианским ценностям, не противоречит главной заповеди - «не убий!» Разве это не странно? Если душа печалится и желает, чтобы никто никого не убивал – ни правого, ни виноватого, то чего проще: начни с себя! Но нет! Военной славой он гордится!..

Тогда выходит, что князь жил как бы в двух измерениях: там, где он поучал никого не убивать, пребывал опечаленный человек, погруженный в библейские переживания смысла жизни, а там, где он воевал, больше всего ценилась храбрость в бою. Согласитесь, в одном лице такие свойства души редко сочетаются.

Вот его откровенный рассказ о себе, и о той не замечаемой им жестокости, которую он проявил к половецким князьям. Правда, убитые не были христианами, но и в Новом завете не сказано, что заповедь «не убий» относится только к христианским душам. Всякая душа  сотворена Богом!

А из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни. А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца, а раздаривал много скота и много одежды своей. И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шаруканевых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто. А самих князей Бог живыми в руки давал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, таревский князь Азгулуй и иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около двух сот лучших мужей.

Владимир Мономах предстает в походных рассказах о себе небывалым жизнелюбцем: война и охота были для него главными событиями. В них он ощущал бытийное счастье своей судьбы, когда удаль в бою с врагами и при встрече с диким зверем – не укор молодцу!..

А вот как я трудился, охотясь, пока сидел в Чернигове; а из Чернигова выйдя и до этого года по сту уганивал и брал без трудов, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя. А вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал; вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул. И Бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал и руки и ноги свои повреждал — в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей. Что надлежало делать отроку моему, то сам делал — на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился.

14 сентября 2018 г. я решил спросить в радиоэфире об уровне пребывания в Тонком мире Владимира Мономаха, и пришел ответ, на который, признаюсь, я в душе рассчитывал:



«Владимир Мономах – на пятом уровне

Суд праведный высоко оценивают и в небесных далях:



«Он строго, но справедливо судил людей

Саму же противоречивость личной судьбы князь Владимир Мономах объяснил так:



«Я был нестойкий в духе!»

Загадка четвертая: Александр Невский – герой или заурядный властолюбец?

Ссылки

1. Михеев А.В. За гранью видимого. Техническая связь с иной реальностью: история, методы, проекты и результаты. Ридеро, 2018, с. 370-376.

(Продолжение следует)